ЭЛИЗАБЕТ ХЭНД
Автолавка
(Пер. Г. Соловьевой)
Элизабет Хэнд живет на побережье Мэна с романистом Ричардом Грантом и их дочерью Кэлли Анн. Она — автор романов «Долгая зима» («Winterlong»), номинированного на премию Филлипа К. Дика, ее рассказы печатались во многих журналах и антологиях, таких как «The Year's Best Horror Stories», «Full Spectrum II» и «Twilight Zone». В качестве редактора она сотрудничает в «Science Fiction Eye», а ее книжные обозрения и критические статьи публиковались в «The Washington Post», «Penthouse», «The Detroit Metro Times» и в феминистском издании «Belles Lettres».
Нижеследующий образчик темного фэнтези основан на жизненном опыте автора, работавшей некоторое время в автолавке в Грин-Каунти, Виргиния. «Как и Джули Дин, — пишет она, — я ела слишком много „бомбочек“, выкуривала слишком много сигарет и знакомилась с людьми, которых вы найдете в этой истории, в том числе с Бородатой Женщиной, Сэмом и малюткой Эвой. И как скажет вам каждый, кто провел много времени в тех горах, там случаются странные истории».
С Бородатой Женщиной я познакомилась в первый же день, когда поехала с Кассом в автолавке. В тот жаркий день я распласталась на полу поперек матраса. В нескольких дюймах от моего носа валялось скомканное уведомление об исключении из аспирантуры. Рядом — менее официальное письмо, сообщавшее, что, поскольку у меня нет интереса к работе в книжном магазине «Плодовитый ум», в моих услугах там больше не нуждаются и что я должна незамедлительно вернуть «Инкунабулу Дефри», которую «позаимствовала» для работы над диссертацией.
Снизу доносились басовые аккорды пробной записи домашнего оркестра. Я со стоном сунула голову под подушку. И притворялась, что не слышу стука в дверь, пока Касс не вошел сам.
— Просыпайся! — провозгласил он, опустившись на колени возле матраса и поглаживая мне спину палочкой фруктового льда. — Пора отправляться в рейс на грузовике с мороженым.
Я опять застонала и еще глубже зарылась под подушку.
— Вредина!
— Это мороженое, Джули! Всем известно, какое оно вредное.
Касс прижал брикетик к моему загривку. Розовый лед потек, и он принялся слизывать капли с моей кожи, нашептывая:
— Выбирайся из норки, Джули. Ты уже две недели здесь сидишь. Натали из книжного беспокоится.
— Натали из книжного меня выставила. — Я потянулась за сигаретой и одновременно выглянула в окно. — Поезжай, Касс! У меня — работа.
— Ха! — Он нагнулся, развернул уведомление и посмотрел на отвратительные красные буквы крупного заголовка: «Приостановка срока аспирантуры». Ниже шел безрадостный список моих прегрешений. — Ты не пишешь диссертацию и ничего не делаешь. Надо отсюда выбираться, Джули! Ты обещала сопровождать меня в автолавке, но с тех пор, как я начал работать, еще ни разу не ездила. — Он стал продвигаться к двери, отбрасывая ногами пачки неоплаченных счетов, необналиченных чеков, невскрытых писем от родителей и оставшихся без ответа телефонограмм от Касса Тайрона. — Если ты и сегодня не поедешь, Джули, — конец. Больше никакого мороженого!
— Даже «бомбочек»? — жалобно спросила я.
— Ничего!
— А шоколадный пломбир?
— Забудь о нем. И снежных трубочек не будет. Оставлю их для малютки Эвы.
Он сунул руку в рюкзак, бросил мне еще палочку фруктового льда и стал ждать. Я сорвала обертку и задумчиво лизнула, потом приложила к горящему лбу. И встала.
— Ладно, еду…
На раскрошившейся кирпичной стене моего дома кто-то вывел краской из баллончика: «Глов — собака» и «Ты — то, чем ты пахнешь». Еще парочку смачных высказываний в адрес домашнего оркестра здесь оставил сам Касс. В нескольких шагах от двери, на пустой площадке, сверкавшей раздавленными банками из-под пива и разбитыми бутылками, стоял грузовичок. Прежде чем пустить в кабину, Касс заставил меня вместе с ним обойти ржавую таратайку. Похлопал по шелушащемуся боку, задумчиво попинал шины. От его знаков внимания грузовичок угрожающе закачался, и Касс вздохнул:
— Черт! Будем надеяться, в твой первый выезд колесо не спустит.
Машина когда-то принадлежала фирме «Добрая душа». Едва различимые буквы еще маячили над тающим брикетом мороженого, поверх которого вывели надпись «Время веселиться». Один бок был заклеен переводными картинками с пестрыми эклерами полинявших ядовитых цветов. Картинки складывались в жутковатые образы. Я наморщила нос и залезла в кабину вслед за Кассом.
Мотор взвизгнул, и древнее сооружение на колесах загремело, словно коробка с драже. Пустые бутылки из-под шипучки и картонные коробки покатились под ноги, когда я попыталась расчистить себе место, чтобы прислониться к холодильнику. Касс закурил сигарету и бросил спичку в лужицу виноградного сока.
— Готова? — прокричал он, и грузовик рванул с места.
Я ухватилась за крышку холодильника, и руки сразу прилипли к холодному металлу. Касс, оглянувшись, извинился:
— Прости, вчера оставил там шоколадный брикет… Первая остановка — Танди-Корт.
Машина проскочила через университетский городок Сиона, мимо лужаек перед колледжами и студенческого гетто; мимо крошечных церквушек, где группы верующих уныло слонялись по бурым газонам, обмахиваясь воскресными бюллетенями. Чтобы остыть, мы с Кассом сосали фруктовый лед: палочки лежали между нами горкой «куриных костей». Над приборной доской болталась гирлянда бубенчиков. Касс иногда дергал за серый шнурок от ботинок, чтобы они зазвенели, и хмурился на металлический кашель машины. Он вцепился в баранку, как клоун на родео в спину огромного страшного быка. Улюлюкал, звонил в колокольчики и пришпоривал свою колымагу.
Дорога сузилась и превратилась в серебристый от пыли проселок; дома и церкви остались позади. Мы выехали из города. По обеим сторонам дороги поселки медленно переливались в фермы, фермы — в поля; борозды, оставленные плугом, уходили в расселины и древние ущелья хребта Блу-Ридж. Мы свернули на развилке; машина подпрыгнула, переезжая рельсы. Я вдохнула дымный сладковатый запах каменного угля и жимолости и вдруг засмеялась от радости.
Под нами стояла дюжина домов-трейлеров. Среди тополей и красных дубов они походили на игрушечную деревеньку, сбежавшую из песочницы. Старые пикапы и «шевроле» со свалки ржавели бок о бок, словно детали гигантского конструктора. Наш грузовик опасливо пробирался среди валунов и рытвин, пока не выехал на прогалинку, на которой медленно вращался на ветру дряблый надувной мишка, подвешенный на палке от швабры. Касс с улыбкой покачал головой:
— На этом маршруте полно игрушек.
Он кивнул на блестящую скорлупу трейлера, окруженного красными пластмассовыми тюльпанами и блестящими вертушками, воткнутыми в жухлую траву. Из окна черными блестящими глазками смотрели коричневые, розовые и зеленые фигурки. В окнах каждого трейлера виднелись игрушки, под колесами валялись тряпичные куклы и плюшевые гусеницы. Только мотоциклы и велосипеды с большими колесами говорили о том, что где-то поблизости есть и взрослые.
— А где все ребятишки? — удивилась я, разворачивая «неаполитанский сэндвич».
Касс остановил машину в тупике дороги.
— А вот, смотри!
Бубенчики зазвенели, отдались эхом от горных склонов и смолкли. Тишина, только вдалеке поет птица…
Затем послышались новые звуки: грохот открывавшихся и захлопывавшихся дверей-жалюзи, скрип, шорохи, топот.
Дребезжали ящики столов, звенели монетки. И появлялись дети: большие тащили за собой малышей; те волокли кукол; собачонки и котята шныряли под колесами. Касс откинулся на спинку кресла и ухмыльнулся:
— Готова продавать мороженое?
Он открыл холодильник и кивнул в сторону компании у машины.
— Вот это — тройка Ким, — представил он, ворочая невскрытую коробку, трех девочек в шортах из обрезанных брючек и в футболках, жавшихся к борту грузовика и опасливо поглядывающих на меня.
— Привет, — прошептала самая хорошенькая из них, глядя на Касса так смело, будто и не она так робко шептала. — Дайте мне эклер.
Касс, поворачиваясь к холодильнику, подмигнул ей: