— Ты хочешь сказать, что смерть актера была подстроена, чтобы кинофильм привлек зрителей и принес больше бабок? — Джонатан говорил взволнованно, недоверчиво. — Но ради бога…
— Она не просто была подстроена, — ответил Хэскелл, протягивая бокал за новой порцией спиртного. — Это пример того, чем я зарабатывал на жизнь последние пять лет.
Бутылка «Гран Марнье» стояла на столе между ними, словно неприлично большой графин с уксусом для салата. Нежный привкус апельсина вдруг показался Джонатану грубым и неприятным. Он снова обрел дар речи.
— Ты, наверное, шутишь, — обратился он к занавескам, которые вдруг осветила молния. Это придавало сцене драматизм.
— Теперь тыговоришь, как актер из плохого фильма. — Впервые за вечер на губах Хэскелла мелькнуло подобие улыбки.
— Давай вернемся назад, Хэскелл. Ты хочешь сказать, что все эти якобы случайные, но зрелищные смерти, связанные с киноиндустрией, были подстроены ради получения выгоды? — Джонатан пытался мысленно отвергнуть эту идею и вспомнил хороший пример. — Что, например, авария на «Три-Майл-Айленд» [42]была организована, чтобы обеспечить «Китайскому синдрому» хорошие сборы?
— Погоди секунду, Джон. Я не просил тебя верить мне и всему сказанному. Я пришел сюда только по одной причине.
— Валяй! — Ха-ха, еще один киношный штамп!
Хэскелл сейчас отнюдь не выглядел безумцем. Да, он был измучен, встревожен, казалось, вот-вот упадет духом, но не лишился рассудка.
— То, о чем ты говоришь, произошло за много лет до моего вступления в Конклав, — произнес он, сплетя пальцы и разглядывая пол. — В юности мы с тобой были идеалистами. История с Конклавом мучает мою совесть. Я хочу выбросить это из головы, все забыть. Возможно, осталось не так много времени, и я, словно неубедительный герой дешевого фильма — герой с простыми, легко облекаемыми в слова мотивами, — хочу исповедаться, спастись дешевыми и неубедительными откровениями. Мне повезло, я случайно наткнулся на твое имя. Об этом расскажу позже. Я вспомнил, что ты преуспел на своем поприще, — помнишь, нянчиться с детьми кинозвезд? — и решил глухой ночью появиться на пороге твоего дома.
— Ты — мой друг, и это не проблема. К тому же я — профессиональный слушатель. Ты сделал правильный выбор. Давай рассказывай!
— Слава богу! Я надеялся, что ты поможешь мне отбросить в сторону всякое дерьмо и добраться до сути. — Хэскелл поднялся, наполнил бокал и залпом выпил его содержимое. — У тебя сигарет не найдется?
Джонатан дал Хэскеллу прикурить, но компанию ему не составил. Хэскелл будто впитывал силу и энергию, выдыхая пепел души и распад. Бросив очередной опасливый взгляд на шторы, он заговорил:
— Они сделали мне предложение сразу после смерти Морин. Я был полон идей для фильмов, рассказов, статей, проектов… Но они никого не интересовали. У Морин случился удар. Думаю, ее довела до могилы карьера: нескончаемые пробы, прослушивания, съемки для рекламы… Она умерла, и меня стали переполнять отвращение и горечь. Именно то, что нужно заговорщикам. Люди из Конклава учуяли мотивы для мести и использовали меня. Я хотел заставить киноиндустрию заплатить за смерть Морин. Через девять месяцев у меня появились подозрения, что Конклав срежиссировал и ее уход. Видимо, в тот момент появилась вакансия сценариста, которую надо было закрыть. Хотя тогда уже ничего не имело смысла. Вот как изменился образ моих мыслей!
— Сценариста?
— Так они нас называли. Нас было семеро. Оказалось, они читали все мои отвергнутые сценарии, каждую страницу каждого рассказа, который я когда-либо направлял в редакции. А мне сказали, что нуждаются в человеке с моей логикой и мышлением. Кончилось все тем, что я стал помогать им программировать события для получения максимальной прибыли. Проще говоря, прибыль была нашей единственной целью. Сценаристы против писателей. Но ты нигде не найдешь описание этой профессии или форму для Налогового управления.
— Как и упоминания о Конклаве, верно?
Хэскелл закашлялся и, словно страстный курильщик, потянулся за сигаретой, чтобы справиться с приступом.
— В любом случае наши доходы не подлежали налогообложению. Деньги, которые мы получали, не существовали. Помнишь шумиху несколько лет назад по поводу прибыли от фильма о космических пришельцах — того, в который вложили десять миллионов долларов и который собрал в пятнадцать раз больше, но не принес дохода?
— Помню. Судебные иски сыпались как из рога изобилия. Главное правило «Вэрайети» гласило: фильм должен собрать в два с половиной раза больше стоимости производства, иначе он убыточен. Недавно цифра была увеличена, хотя это не важно. В случае с тем фильмом куда-то пропала целая куча денег.
— Это работа Конклава, — сказал Хэскелл. — А тебя никогда не удивляло, почему Голливуд продолжает биться головой о толстую кирпичную стену, снимая киномюзиклы? Они никогдане приносили денег; «Бриолин» [43]был счастливой случайностью. И несмотря на это, каждый год появляются две-три «бомбы» вроде «Песни Норвегии», [44] «Потерянного горизонта» [45]или «Энни». [46]А почему? По той же самой причине, по которой фильм о монстрах не приносил денег, пока это не стало слишком трудно скрывать.
— Напоминает мелкое воровство из кассы…
— Подконтрольные Конклаву юридические конторы исписывают километры бумаги протокольными фразами. — Хэскелл пожал плечами. — А сценаристам надо хорошо платить!
Джонатан с мрачным видом наклонил голову. Да, представитель любой элитной профессии, насчитывающей всего несколько специалистов, просто обязан грести деньги лопатой!
— Среди сценаристов существовала некая мода — получать гонорары в виде золотых слитков, которые прямиком направлялись в швейцарские банки. Никто из нас не согласился бы дотронуться до американских долларов даже палкой. И это устраивало Конклав, так как обеспечивало им полную секретность и давало возможность нас контролировать.
— Тебе хватило этих денег, чтобы компенсировать отсутствие голливудской славы? — Джонатан помолчал буквально мгновение, затем произнес: — Наверное, глупый вопрос?
— Они контролируют нас не только с помощью денег, — продолжал Хэскелл. — Вот почему я сижу здесь и изливаю душу тебе, а не правоохранительным органам нашего справедливого государства. Конклав любитгубернаторов-фашистов, и ты, думаю, заметил, что глава нашей исполнительной власти — очередное творение СМИ. — Он испустил грубый, хриплый смешок. — О городских полицейских, которых покупают за тридцать тысяч в год, даже упоминать не стоит.
— Деньги и власть, — размышлял вслух Джонатан. — Однако мне трудно представить, что даже такие мотивы способны побудить человека совершить…
— Убийство? Легко. — Хэскелл презрительно перебил друга, и на его лице заиграла горькая усмешка. — Ты можешь назвать хотя бы одного человека, чья жизнь для тебя дороже десяти миллионов? Или шести, девяти, двенадцати миллионов, потраченных на прессу и рекламу? Нет! Решить, что мужчина, женщина или ребенок должны умереть, — легко, если это принесет тебе деньги, а все вокруг будут обеспечены работой и улыбаться до ушей. Методы Конклава — классические и прагматичные. Страх — он делал подчиненных абсолютно безжалостными и лишал их всяких эмоций. Как пелось в песне голливудской сирены: «Соверши подлость, и мы сделаем тебя звездой. Но тогда тебе придется пойти на еще большие подлости».
— Сценаристы, как фокусники, сыпали разными идеями. Когда я ушел, дело стало принимать зловещий оборот. Приведу несколько примеров, чтобы ты получил более четкое представление о произошедшем. — Хэскелл говорил совершенно спокойно, словно речь шла не о человеческих жизнях, а о рыночных перспективах. В каком-то смысле так оно и было. — Итак, основа: фильм о гангстерах с романтическим уклоном. Мы организовали перестрелки и поножовщину в нескольких известных кинотеатрах. Комментаторы новостей хмурили лбы, и слухи сделали фильм блокбастером, обеспечили кассу. А помнишь споры о кровавых фильмах ужасов? Все в один голос твердили, что они женоненавистнические и сексистские! Это за ланчем придумала женщина — одна из сценаристов, с которыми я работал. Самые глупые критики поп-культуры заглотили наживку целиком и проели мозги своим читателям. Прошло более десяти лет, а эти чертовы фильмы по-прежнему популярны!
42
На острове Три-Майл-Айленд (Пенсильвания) расположена атомная электростанция, на которой в 1979 году произошло частичное расплавление ядерного топлива. За несколько дней до аварии в прокат вышел фильм «Китайский синдром», сюжет которого построен на вопросе надежности атомных электростанциий.