Он остановился, обнаружив, что перед ним — окно. С залива приполз тяжелый туман, который поднимался над деревьями, словно пышущая паром серая грязь, и теперь заполнял двор, чтобы окружить и изолировать «Морскую арфу». Весьма подходящая погода для такой работы, требующей полной погруженности и уединения. В этот вечер, накануне его одинокого обеда в честь Дня благодарения. Лишь совсем недавно Майклу вдруг пришло в голову, что антикварные вещи, которые он столь высоко ценил, не имеют никакого практического применения. Все эти фамильные ценности, семейные портреты и памятные реликвии. Созданные для того, чтобы ими пользовались в семье, чтобы отцы и матери передавали их по наследству детям и внукам. А он — из тех, кому некуда пойти в День благодарения. Как живая рыбка, запертая в аквариуме. Одержим мыслями о матерях и отцах, бабушках и дедушках, поколениях предков, которых — насколько ему известно — никогда и не было на свете.
Ему некуда приткнуться. Он навсегда — безродный мальчишка, который не может устроиться в жизни.
Майкл опустился на четвереньки и стал рыться в вековой пыли, подобно лесному кабану. Он все еще строил из себя профессионала. Разглядывал кусочки патины, признаки ветшания, следы от инструментов. Его пальцы нежно ощупывали древесные волокна в поисках следов, оставленных рубанком. Он ползал вокруг предметов мебели и под ними, выясняя детали их конструкций. Он непрестанно производил измерения, оценивая пропорции и размеры. «Диван в стиле Людовика Пятнадцатого с центральным украшением — резными фруктами и цветами с растительным орнаментом», — говорил он нараспев в диктофон, прижимаясь к нему губами, как певец, объясняющийся в любви своему микрофону.
Но на самом деле он — чумазый четырех- или пятилетний мальчишка, который прячется в лесу из мебельных ножек и обивки. Иногда он проверял какое-нибудь кресло или диван, садился так, как его учили садиться, сидел, как сидят взрослые на неудобной мебели, которая корежит спину, искривляет ноги и изменяет все тело, пока оно не приспособится к сиденью, и нет ничего важнее, чем приспособиться к нему, как бы ни было больно. «Кресло филадельфийского ореха, середина восемнадцатого века, со сквозной спинкой и декоративным украшением в виде орнамента». Болезненно-желтые скособоченные дети с безликими головками привязывали сами себя к креслам вокруг него, стараясь сидеть как подобает, приятно улыбаясь, чтобы приехавшие взрослые выбрали именно их. «Три викторианских стула во французском стиле Людовика Пятнадцатого, с цветочно-фруктовыми узорами, черный орех». Заплаканные дети, с огромными, больше чем рты, главами, все плотнее и плотнее прижимались к стеклу. «Кресло работы Белтера с изогнутой спинкой и центральной панелью, обитой тканью и увенчанной резной верхушкой с лиственно-фруктово-цветочным орнаментом».
Майкл внимательно осмотрел нижнюю часть стены. На плинтусе чем-то острым выцарапаны буквы. Возможно, карманным ножиком. А может, ногтем, чрезмерно отросшим. «В. И.» Он представил себе малыша, который стоит на коленках и царапает плинтус сломанным и окровавленным ноготочком. «В.И.К.Т.О.Р.», — буквально молил плинтус.
На следующее утро он проснулся после череды странных снов, которых не помнил, в жестком кресле с ремнями, потрескавшийся ремешок для подбородка гладил его по щеке, словно иссохшая рука возлюбленной.
Ощущение дезориентации в пространстве и времени, с которым он проснулся утром, не оставляло его в течение всего дня.
Обед в День благодарения в ресторане отеля прошел для него в полном одиночестве. Майкл сразу определил, что последние гости еще с утра покинули отель и, если не считать двух или трех человек обслуги и семейства Монтгомери, укрывшегося в своих апартаментах наверху, он предоставлен самому себе. Пожилой официант налил ему вина.
— Наилучшие пожелания от мистера Монтгомери, сэр, — проскрипел старик.
— Что ж, передайте, пожалуйста, мистеру Монтгомери мою глубочайшую признательность.
— Мистер Монтгомери сожалеет, что вы обедаете в одиночестве. К тому же в День благодарения.
— Что ж, я действительно признателен ему за заботу. — Майкл старался не смотреть на старика.