— Они были из церкви. Какой-то пятидесятнической и какой-то там святости. Все — молодые люди. Опрятно одетые — в чистых белых одеждах. Что навело меня на мысль о сердитых юных ангелах. Даже Библии у них были белые. Им не хотелось находиться здесь, я слышал, как они перешептывались за занавесом. Они были очень напуганы. Но их предводительница, юная девушка лет восемнадцати, успокоила их, сказав: «Даже если вы делаете это для самого меньшего из толпы, вы делаете это для Иисуса». И они вошли, сияя улыбками. Та девушка сказала мне, что мне нужно изменить свою жизнь и повернуться к Господу. Я ответил, что никуда не поворачиваюсь, разве она этого не видит? Мои ответы ее расстроили, затем разъярили. Думаю, предполагалось, что я должен содрогнуться в присутствии их благочестивой и телесной цельности. Ее лицо было таким же бледным, как платье. Выведя свою маленькую группу, она сказала мне: «Лучше прими любовь Господа. Во всем мире больше не найдется никого, кто полюбит нечто вроде тебя».
— Боже, Стивен!
— Да нет, все в порядке, — произнес он. Его глаза закрылись, а через некоторое время приоткрылись. — Это было давно.
— А кто был последним?
— Два продавца страховок. Я увидел, кто это, и уснул. Думаю, они испытали огромное облегчение. С тех пор я сплю большую часть времени.
— Стивен.
— Да все в порядке, — откликнулся он. — Правда.
Стивен закрыл глаза. Анна глядела на его лицо. Медсестры выбрили его далеко не блестяще: на подбородке — маленький красный порез. Затем Стивен взглянул на нее:
— Почему ты не прикоснулась к Майклу?
Анна вздрогнула:
— Ты слушал.
— Да.
— Я не могу. Понимаешь, это не входит в мою работу. Люди могут неправильно это понять.
— Почему ты работаешь консультантом, Анна?
— Так я могу помогать людям.
— Есть много способов помочь. Доктора, физиотерапевты, учителя…
— Да. Но они должны прикасаться к людям. Я не могу прикасаться, ни сейчас и никогда. Филлип прикасался ко мне. Боже милосердный, он прикасался ко мне, а прикосновение — это лишь боль и…
— Твоя семья рассчитывала, что ты станешь консультантом?
— Нет, я не думаю, что это имело для них значение.
«…Гнев и отвращение. Прикосновение — это мерзость, деградация. Это утрата самообладания». Ноги Анны встали на полу ровно. Она готова была бежать. «Прикосновение — холодно и омерзительно, как зловонная, черная вода».
— Расскажи мне о своей семье.
— Я уже рассказывала.
— У тебя есть мать, брат.
— Я уже рассказывала! — Рука Анны взлетела ко рту и зажала его. Она крикнула это. — О боже, — вымолвила она. — Извини!
— Все в порядке.
— Стивен… — начала было Анна и заколебалась.
Она медленно подвинулась вперед на стуле. Глаза Стивена спокойно взирали на нее, и это были глаза не синего и устрашающего океана, но синего и чистого неба. Она видела в них понимание, и ей хотелось потянуться к нему.
Она хотела этого, но понимала, что единственный способ получить желаемое — прикоснуться к нему.
Анна отодвинулась назад.
— Спокойной ночи, Стивен, — сказала она.
— Спокойной ночи, — ответил он. И уснул.
Рэнди выпускали из центра. Персонал устроил ему прощальную вечеринку с шарами, смешными шляпами и шумелками. Рэнди делал вид, что терпеть всего этого не может, но сам явно был в восторге. Он счел своим долгом погудеть бумажным рожком в ухо каждому из присутствующих. Рэнди получил работу в фотоотделе местной газеты. Его прощальным подарком стала заключенная в рамку шуточная первая полоса газеты с заголовком: «РЭНДИ МАЙЕРС, ИЗВЕСТНЫЙ ТАКЖЕ ПОД ИМЕНЕМ КЛАРК КЕНТ, ПОЛУЧАЕТ МЕСТО В „ДЕЙЛИ ПРЕСС“». Под этой шапкой была большая черно-белая фотография Рэнди с сигарой в зубах, наклонившегося над бильярдным столом. В руке у него был кий.
— Я научил его всему, что он знает, — говорил Майкл, описывая круги между участниками вечеринки. — Он должен взять меня с собой, иначе все дело провалит.
Анна ушла в разгар праздника и направилась к пруду позади здания управления. Небо было затянуто облаками; над водой, покрытой водорослями, стелился туман.
Вода, мрачное корыто страхов…
Она стояла у самого края. Ветер хлестал ее.
Утомленный разум Анны не мог сдержать натиска воспоминаний.
Филлип, еще мальчишка, тайно прикасается к Анне. Поначалу — развлечение, позже это перерастает в одержимость. Анна подрастает, Филлип растет еще быстрее, и его прикосновения становятся все более жестокими. Его тело — тяжелое и грубое, его огромный член безжалостно пронзает ее. Анна рыдает каждую ночь, зная, что он придет к ней, охваченный единственным стремлением — ощутить взрывную разрядку. Филлип клянется, что убьет ее, если она кому-нибудь скажет.