— Пинки? — позвал Ренни.
В горле у него пересохло, сердце неприятно заколотилось в груди. Ренни хотел, чтобы хряк знал, что он идет к нему. Ему не хотелось застать животное врасплох. Пинки это могло не понравиться.
Хряк сидел в кресле, спинка кресла была опущена… как он смог ее опустить… пасть хряка растянулась в подобии улыбки, обнажив два ряда мелких и острых зубов.
— Как ты открыл сарай, Пинки? — спросил Ренни и отодвинул кофейный столик на место. — Я тебя этому не учил. Как ты выбрался из сарая и попал в дом?
Пинки поудобнее устроился в кресле. В его немигающих глазках, сфокусированных на Ренни, отражался свет из окна, отчего они казались потухшими и белыми.
Ренни нервно сглотнул:
— Чего ты хочешь, Пинки?
Но Ренни уже знал. Как только он это понял, он отшатнулся назад, челюсть щелкнула и отвисла.
— Ты хотел поехать с Верноном Виа? Ты злишься, потому что я не позволил тебе уехать?
Толстый волосатый язык хряка высунулся из пасти и сразу исчез.
— Это значит — да?
Язык снова высунулся и исчез.
— Ты хочешь жить у этих… из этой… как ее там… Ассоциации свиноводов, чтобы они тебя спаривали?
Розовый "дружок" Пинки пару раз выглянул наружу, отсвечивая тем же белым светом, что и его глаза.
— О господи, Пинки.
Пинки моргнул.
— Но ты и я, мы — холостяки. У тебя никого нет, и у меня тоже никого нет.
Хряк вытянул шею и уставился в потолок. Потом пернул.
Зазвонил телефон.
Ренни вернулся в кухню и снял трубку с настенного телефона. Сердце колотилось о ребра.
— Да, — выдавил Ренни.
— Мистер Монро? Это Марла Виа, жена Вернона Виа. Верной вчера днем поехал к вам. Он не вернулся домой. Он приезжал к вам?
— Да, — черт, надо было сказать "нет", — но он пробыл всего полчаса и уехал.
— О… — Долгая пауза. Голос был молодой и встревоженный. — Может, он сказал, куда собирается поехать после вас?
— Нет, извините.
— Может, у него проблемы с машиной?
— Может быть.
— Но у него мобильный телефон. Я звонила много раз и не смогла связаться. Вы живете в зоне мобильной связи?
— Не думаю.
На другом конце прерывисто и глубоко вздохнули:
— Ладно, спасибо. Кажется, следует обратиться к властям. Мне страшно.
Мне тоже.
Гудки. Ренни осторожно повесил трубку на место. Послышался топот хряка и сопение. Ренни резко развернулся на сто восемьдесят градусов. Пинки стоял в дверях — глаза сузились, уши торчком.
— Что? — спросил Ренни. — Это была жена мертвого парня, если хочешь знать.
Пинки подошел к холодильнику, потянул за дверную ручку, открыл и выбрал себе здоровый кусок жареной курицы с незакрытой тарелки. Хряк бросил курицу на пол и начал жрать. Застывший жир заляпал пасть и поблескивал словно иней.
Ренни сунул ноги в рабочие ботинки и вышел из дому.
Грядки в огороде разрыхлились от потоков дождя, но не просели, останки Вернона Виа оставались в земле. Ренни стоял в огороде между длинных полос комковатой земли, он оперся руками на лопату и размышлял о том, сколько времени требуется на то, чтобы человек вернулся туда, откуда пришел. Прах к праху, как сказано в Библии. Ответа он не знал. А когда созреют тыквы и кабачки, что они принесут на свет вместе с собой? Может быть, глупо было прятать тело в огороде? Глупо! Глупо! Глупо!
Тупая боль клещами сжала затылок, и Ренни закрыл глаза. На черном фоне мерцали розовые и оранжевые искры. Над головой кричали дикие гуси — прилетели из Канады зимовать. Они обоснуются на пруду в северо-западной части фермы. Совьют гнезда, вырастят птенцов и в марте полетят обратно домой. Им не о чем волноваться, этим гусям. Никаких грядок. Никаких счетов. Никаких чертовых умных до задницы свиней.
Ренни резко открыл глаза. Гуси улетели, тень под ногами стала значительно короче. Он долго простоял, опершись о лопату, и теперь плечи гудели от напряжения. Ренни показалось, что в доме зазвонил телефон, но он не пошел отвечать.
Он отправился в курятник, выгнал кур во двор и собрал почти все яйца в пластиковый поддон, который хранил на стропилах. Потом Ренни понес поддон с яйцами через двор на кухню. Пинки сидел на крыльце, в пасти у него трепыхалось что-то красное. Ренни замер на месте.
— Что там у тебя, Пинки?
Пинки оторвал свою тушу от ступенек и радостно потрусил к хозяину, член его болтался из стороны в сторону. То, что болталось у него в пасти, оказалось остатками человеческой кисти руки. Поддон выскользнул из рук Ренни и упал на траву. Яичные желтки растеклись по пластмассе.
Ренни заспешил к парадной двери, Пинки не отставал. На заросшей сорняками подъездной дорожке стоял "седан", водительская дверь открыта нараспашку, стройная молодая женщина лежала на земле лицом вниз, ноги ее оставались в машине. Одна рука женщины была подвернута под туловище, другая вытянута вперед. Кисти у вытянутой руки не было.
Боже! Боже! Боже!
Пинки уронил из пасти две фаланги пальцев под ноги Ренни, словно кот, который предлагает хозяину мертвую птичку.
— Марла Виа? — позвал Ренни и тихонько пнул ботинком тело. Но женщина не отвечала и не двигалась.
— Хочешь, чтобы меня наказали? — Ренни повернулся к Пинки и ощерился. — Играешь со мной, прожорливый тупица? Думаешь, меня арестуют и тогда ты сможешь трахать этих долбаных свиней? Да?
Пинки почесался ухом о ногу Ренни, и тот дернулся в сторону.
— И где мне теперь ее закапывать? Может, подскажешь? Покажи — где? Не покажешь, а я… я зарежу тебя на ужин, не думай, я смогу!
Пинки оскалился в ответ, зубы его были в алых подтеках крови.
У Ренни сжалось сердце.
— Покажи — где!
И Пинки показал. Высохший колодец был глубоким, а тело маленьким. Две лопаты золы, известь, а потом сверху земля скроет Марлу Виа от любопытных глаз и носов. Ренни закончил работу, он тяжело дышал, от нервного напряжения покалывало руки и ноги.
Теперь надо было что-то делать с ее машиной.
В сопровождении Пинки Ренни вернулся на подъездную дорожку. Машина Марлы Виа исчезла.
Ренни чуть не задохнулся:
— Дьявол, что за дерьмо?
Пинки рассмеялся. Он не хрюкал, не визжал, он смеялся зловещим смехом. Потом покачал башкой из стороны в сторону и сказал:
— Думал, я не умею водить, да? Я наблюдаю. Я учусь.
Ренни схватился руками за голову и взвыл:
— Куда ты подевал машину?
— Я-то знаю, а вот ты и полиция — ищите.
Резцы Ренни вонзились в нижнюю губу, кожа надорвалась, проступила кровь. Ренни провел языком по губе, она стала неровной и соленой. На вкус губа была как телячья печенка, которую когда-то готовила мама. Ренни убрал язык и сжал челюсти, чтобы больше не пробовать ранки. Он не хотел, чтобы Пинки почуял кровь.
— Куда… ты… поставил… машину? — медленно спросил он.
— Сукин сын, ты — неотесанный, эгоистичный импотент, — с усмешкой сказал Пинки. — Заварил кашу, теперь сам и расхлебывай. — С этими словами хряк развернулся, поднялся на крыльцо и ушел в дом.
— Я не учил тебя говорить! — кричал ему вслед Ренни. — Ты — мутант, урод, вот ты кто!
Пинки не вышел из дому, чтобы ответить на оскорбление. Дураку было понятно — он знал, что превосходство на его стороне.
Следующие несколько часов Ренни, обливаясь потом и сыпля проклятиями, рыскал по полям и в лесу в поисках машины Марлы Виа. В результате шиповник и колючки изодрали его рубаху и джинсы и оцарапали ноги. Пинки наверняка спрятал "седан" на земле Ренни, так что, если полиция обнаружит его, в смерти женщины обвинят Ренни. Но где бы ни была машина, спрятана она была хорошо.
С наступлением темноты Ренни вернулся в дом. Пинки зажег фонарь на крыльце, чтобы осветить дорогу хозяину. Ренни тяжело поднялся по ступенькам и рухнул на качели на веранде. Ржавые цепи заскрипели под тяжестью человеческого тела. Ренни поглядел на порезы сквозь рваные джинсы, осмотрел руки — они были в ссадинах и царапинах.
Из дома появился Пинки, в пасти у него был поднос со стаканом и с миской, в которых был чай со льдом. Учил Ренни хряка готовить чай со льдом или нет? Ренни тупо взял стакан и выпил чай до дна. Чай был слабый, но холодный. Пинки вылакал свой из миски, предварительно поставив ее на дощатый пол, потом завалился на бок и уснул.