Если мозг всех присутствующих озарился ярким светом, то мозг Криска укрыла прохладная и успокаивающая, как тень в солнечный летний день, темнота.
"Я не хочу отказываться от своей боли, — рассуждал он про себя, — она мне нужна. Она часть меня, часть целого, такая же часть, как моя радость. Это не рак мозга".
Поражаясь самому себе и поразив весь зал, Криск не торопясь встал и, не обращая внимания на жесткий взгляд О'Хары, направился к выходу.
— Пожалуйста, извините, — бормотал он на своем странном английском каждому, кто был в состоянии его услышать, — но это просто промывание мозгов, не более того.
Когда Криск вышел из актового зала, к нему направился незнакомый мужчина. Мужчину сопровождали два типа в такой же робе, какая была на рабочих, снующих у припаркованного напротив издательского дома "Маре" фургона "Глипотеха".
— Вы уходите? — с вызовом, но тем не менее оставляя пространство для переговоров, спросил мужчина. — Не советую. Ваше желание уйти именно сейчас как раз указывает на то, что вы остро нуждаетесь в нашей помощи.
Мужчина не обращал внимания на две угрожающего вида фигуры, стоящие по бокам от него, однако их молчаливое участие в этом неприкрытом давлении на Криска было очевидным.
Криск заметил, что вблизи рабочие "Глипотеха" выглядели еще более жутко, чем на расстоянии. По каким-то непонятным причинам рукава их черной робы были слишком длинными, полностью скрывали руки, а манжеты болтались, оставаясь пустыми. Их мертвенно-бледные лица с прорезями вместо ртов и черными пятнами глаз абсолютно ничего не выражали, складывалось впечатление, что они вылеплены не из живой плоти, а из оконной замазки.
— Я совершил непростительную ошибку, — сказал Криск, — Вся вина лежит только на мне. В дальнейших объяснениях нет необходимости. А теперь я ухожу.
Мужчина не двинулся с места, он молчал, словно обдумывал свои дальнейшие действия. Криск забеспокоился. Его взгляд скользнул по бейджику на лацкане пиджака незнакомца (пока проходил семинар, все должны были ходить с бейджиками), потом по безликим физиономиям рабочих "Глипотеха". Криск обратился к мужчине лично.
— Мистер Коллинз, вам придется меня пропустить, — сказал он, голос его был поразительно ровным и не выдавал страха, разъедающего Криска изнутри. — Я предупредил своих друзей, что, если я не позвоню им в пять вечера, они должны приехать и забрать меня отсюда. В случае необходимости они прибегнут к помощи полиции. Мои действия обусловлены предостережением коллеги против посещения семинара "Глипотеха". Увы, данная предосторожность оказалась неприятной необходимостью.
— В ней не было никакой необходимости, уверяю вас, мистер Криск. Мы не вербуем людей в круг своих друзей. Если вы считаете, что должны уйти, уходите. Вы свободны, выбор за вами, — отвечал Коллинз, он едва сдерживался и последние слова буквально прошипел.
Криск прошмыгнул мимо охранников "Глипотеха", пересек холл и вышел из Грантхэм-отеля. Едва оказавшись на улице, он содрогнулся при мысли о том, как его встретит в понедельник О'Хара, ведь что бы там ни было, Криск все еще оставался служащим издательского дома "Маре".
Но в понедельник, когда Криск пришел на работу, ему показалось, что все забыли о его поступке. О'Хара приветствовал его сияющей улыбкой (хотя сам вид улыбающегося шефа, по мнению Криска, представлял ужасное явление). Криск, как обычно, занялся вводом данных в компьютер и погрузился в работу. Однако постепенно в поведении коллег он заметил что-то новое, и в этом не было ничего зловещего, а просвечивало скорее нечто вроде жалости к нему. Трудно было не заметить, что теперь коллеги Криска частенько использовали в разговорах терминологию "Глипотеха" и выполняли свои обязанности куда с большим усердием, чем прежде.
И только вечером, уже дома, Криск убедился в том, что его отказ досидеть семинар до конца привел-таки к реальным последствиям. Телефон зазвонил в семь часов, как раз когда Криск готовил себе на ужин суши.
— Алло, мистер Криск, это Джон Коллинз из "Глипотеха". Надеюсь, вы не возражаете против моего звонка. Я бы хотел закончить разговор, который у нас состоялся в последний раз. При встрече в "Глипотехе", помните?
Криск безмолвно застонал. Ему страшно хотелось швырнуть трубку, но правила этикета не позволяли сделать это.
— Полагаю, нам больше не о чем говорить, — отвечал Криск. — Я занят приготовлением ужина. И вообще предпочел бы не обсуждать больше эту тему…
— Уверяю вас, это не займет много времени, — оборвал его Коллинз. — Я просто хотел уведомить вас о том, что в конце этой недели начинается новый курс, и мы были бы рады пригласить вас поприсутствовать. Забудьте о том, что было, начните все заново. Многие наши лучшие друзья не сразу пришли к абсолютному принятию того, что предлагает "Глипотех".
— Простите, но мне это неинтересно, — отрезал Криск.
— Пожалуйста, пересмотрите свое решение. Не стоит торопиться. Подумайте хорошенько. Я перезвоню вам завтра или в любое удобное для вас время. Видите ли, вы не можете звонить нам, это против протокола…
— Не перезванивайте! Как вы вообще узнали номер моего домашнего телефона? Это вторжение в частную жизнь, я сообщу в телефонную компанию о грубом нарушении…
— Позвольте быть с вами откровенным, мистер Криск. Мы навели справки. Мы знаем, что ваше заявление о друзьях, которые якобы должны были прийти на семинар, — всего-навсего сочиненный вами монолог. Видите ли, у нас есть список ваших звонков, в телефонной компании понимают, что это ради вашего же блага. Их менеджеры и служащие нашли последний семинар "Глипотеха" весьма полезным для реконструкции их…
Криск бросил трубку. А потом позвонил оператору.
— Алло, оператор? — сказал он. — Это Фрэнклин Криск, мой номер четыреста пятьдесят шесть шестьдесят семь триста четыре. Я хочу сообщить о "Глипотех Реконстр…"
— Да, конечно, сэр, — перебил его бесцветный голос. — Я переключу ваш звонок на номер соответствующего департамента.
Но в соответствующем департаменте Криску отвечали нескончаемые гудки. А когда он во второй раз позвонил оператору, его моментально перевели на линию, отвечающую одними лишь короткими гудками, не дав даже закончить предложение. После седьмой попытки Криск сдался.
Прошло всего два дня, и Криск понял: то, что он поначалу принял за странную снисходительность со стороны О'Хары и других сотрудников издательства, на деле является первым тактическим шагом в психологической войне. Криск подозревал, что изначально ему просто предоставили возможность сомневаться. Благодаря своей убежденности в действенности семинаров "Глипотеха" сотрудники "Маре" верили в то, что Криск, несмотря на неудачный старт и отказ сотрудничать, рано или поздно все-таки попадет в сети их догм. Но шли дни, а отношение Криска к идеям "Глипотеха" оставалось таким же непримиримым, как в тот момент, когда он на глазах у всех покинул семинар, и тогда поведение сослуживцев начало понемногу меняться. Внешней враждебности они не проявляли, но стали до крайности навязчивы. Не проходило и часа, чтобы кто-нибудь из сотрудников не упомянул о том, как благотворно влияют технологии "Глипотеха" на их жизнь, о том, какую радость теперь приносит им работа, и о том, с каким нетерпением они ждут встречи со своими товарищами по семинару. Все это намеренно говорилось неподалеку от стола Криска, по всей видимости, для того, чтобы он почувствовал себя изгоем, чудаком или ненормальным, который не понимает своей выгоды.
Джон Коллинз или какой-нибудь другой энтузиаст "Глипотеха" продолжали названивать ему домой, иногда по три-четыре раза за вечер, но Криск обрывал разговор и бросал трубку, как только узнавал голос звонившего. Тогда они прибегли к помощи целой роты подставных лиц, что позволяло заставать Криска врасплох, и это буквально сводило его с ума. Все попытки связаться с телефонной компанией и заставить их уладить проблему, по-прежнему оставались безрезультатными. Криск всерьез начинал думать, что телефонная компания является одним из филиалов загадочного "Глипотеха".