— Идет? — Рейни-пират кивнула в сторону зеркала. Похоже, ее больше интересовала реакция Сейди, чем собственное отражение.
Сейди завязала мокрые волосы в узел на затылке и потянулась к стойке с полотенцем.
— Идет, — серьезно ответила она.
Рейни на секунду перестала позировать, чтобы передать Сейди полотенце, и снова повернулась к зеркалу. В какой-то момент ее лицо потеряло всякую выразительность, буквально омертвело, только внимательные глаза оставались живыми. А потом, когда Сейди встала в ванне и пар заклубился в пламени свечей, Рейни уперла кулаки в бедра, надменно запрокинула голову и расхохоталась:
— Идет!
В следующей комнате их ждала бутылка белого вина. И бокалы тоже нашлись. Рейни-пират пила из горлышка, и Сейди, временами переставая рыться в большом сундуке с нарядами, следовала ее примеру. От сундука исходил удивительный аромат — пахло дорогими тканями, выветрившимися духами и едва уловимо — теплом человеческой кожи.
— Ваш друг, наверное, часто устраивает вечеринки, — сказала Сейди, выныривая из сундука с охапкой одежды.
— Ему это нравится, — отвечал пират, прихлебывая вино из бутылки. — Он живет ради этого времени года.
Сейди разложила на кровати отобранные вещи. Эта двуспальная кровать, с медным каркасом и покрывалом цвета темного вина, была единственным предметом обстановки в комнате. Голое, без штор, окно выходило на задний двор. Сейди было немного неловко, ей казалось, что кто-то подглядывает за ними из темноты, но Рейни это совсем не беспокоило, и Сейди притворилась, будто ей тоже все равно.
— Вот, — сказала она, прикладывая платье к обернутому в полотенце телу. Платье было элегантным, как у Джинджер Роджерс,[44] с опушкой из перьев по краю и на плечах.
Рейни скривилась и отрицательно покачала головой. Перья нежно щекотали кожу, но Сейди отложила платье в сторону.
— А вот это? — Еще одно кокетливое платье с павлиньими перьями.
— Нет, — сказала Рейни и указала ей за спину. — Это.
Сейди увидела в зеркале свое изумленное лицо. Шелковое бело-голубое платьице, расшитое золотом, с чуть длинноватыми рукавами, немного узкие в бедрах штанишки той же расцветки плюс кружевной воротник и туфли с пряжками. Этот костюм, несмотря на раскиданные по плечам спутанные каштановые волосы, делал ее похожей на девушку при дворе какого-нибудь из французских Луи. Сейди моргнула, тряхнула головой и дернула за ленточку на рукаве. У нее за плечом появилась голова пирата в пестром платке, пират улыбнулся и ткнул локтем в бок, предлагая уже практически пустую бутылку.
Юноши ждали их возле лестницы — Том в алом китайском кимоно, расшитом драконами, Лео — жизнерадостный Гамлет в черном камзоле и чулках. Холл внизу все еще не был освещен, но сквозь открытый дверной проем лился яркий свет, слышались приглушенный гул голосов и меланхолическое треньканье цыганской гитары. Завидев Сейди и Рейни, Лео захлопал в ладоши. Том, мягко ступая, обошел девушек кругом, одобрительно кивая. Удовлетворенная оценкой товарищей, Рейни встала в гордую позу, а Сейди присела в книксене, она немного захмелела от вина, от счастья и старалась не задаваться вопросом: почему я?
Кто-то еще присоединился к аплодисментам Лео. Сейди вспыхнула и выпрямилась, она успела забыть о хозяине, которому еще не была представлена. Он был высок, выше, чем Лео, и так же, как и Лео, одет во все черное. Но нарочито простой крой и насыщенный черный цвет костюма хозяина превращали Лео в жалкого подражателя оригиналу. Гладкое каре черных волос и маска. Сейди не могла отвести глаз от его лица — облегающий черный бархат, с блестками вокруг прорезей для глаз, и рот, очерченный красным цветом.
— Это Сейди, — сказала Рейни и подтолкнула ее в спину.
— Сейди… — Человек в маске развел руки в стороны, белые кисти резко выделялись на черном фоне. — Сейди, — задумчиво повторил он и улыбнулся, обнажив белые зубы. — Добро пожаловать, Сейди.
— Благодарю, — сказала она, припоминая манеры из другой жизни. — Очень мило с вашей стороны, что пригласили меня.
— Всегда рад друзьям Рейни. — Смех хозяина был темным и бархатным, как его маска. — Кто друг Рейни — тот и мой друг.
И вот тогда Сейди почуяла нечто зловещее в окружающей ее атмосфере. Она невольно заметила, как Рейни вдруг замерла без движения у нее за спиной, как внимательный Том отвел взгляд в сторону, а улыбка Лео растянулась и стала фальшивой. Впрочем, Сейди не могла бы сказать точно, от чего именно мурашки побежали у нее по спине. Это связано с Рейни, внезапно подумала Сейди и, заглянув в прорези для глаз в маске хозяина, поняла, что права. Рейни в опасности, а не она! Облегчение, яростная вспышка желания защитить друга (а в это мгновение Рейни стала ее другом), непреодолимое любопытство, объединившись, оттеснили волну накатывающего страха. Выпитое вино, вероятно, тоже сыграло свою роль.
— Благодарю, — повторила она.
А потом хозяин отвел их выбирать маски.
Лео: черное домино, бубновые прорези для беспокойных глаз.
Том: рычащий дракон, красный с золотом, скрывающий невозмутимость хозяина.
Рейни сомневается, подхватывает одну маску, теребит завязки другой, прикусывает губу, разглядывая третью, — и наконец усыпанная блестками кошка, с разбегающимися в стороны полосами, из-за которых глаза ее кажутся уже не испуганными, а дикими.
Выбор за Сейди. Комната завалена масками, они кругом — на столах, на полках, на крючках на стенах. Пустые орбиты глазниц и замершие прорези ртов ждут соприкосновения с жизнью. Все это было так странно и чуждо, а потом лица друзей скрылись под масками, и только ее лицо осталось на виду.
— Вот, — произнес их хозяин; все это время он стоял в темном углу комнаты и наблюдал за тем, как они выбирают себе маски.
Белая рука протянула Сейди смеющуюся, кривляющуюся матово-бледную маску — мордочка шаловливого чертенка, веселого демона. Маска не страшная, но Сейди предпочла бы что-нибудь другое, что-нибудь соответствующее ее костюму, отражающее блеск двора "короля-солнце".
Но…
— Возьми, — сказал хозяин. — Я настаиваю. — Он произнес это так, словно она растерялась оттого, что ей оказали великую честь.
Итак, она взяла маску и надела ее.
Глаза маски ярче глаз на незащищенном лице. В них больше жизни, больше ума, больше выразительности, они — вход в сущее, окна души. Глаза… И рты — губы натянутые или мягкие, морщинки от смеха, похотливые языки. Льющиеся из прорезей голоса. Извивающиеся губы выплескивают смех, который подтверждает ложь. Слово в присутствии сияющих глаз утверждает правду.
Прикосновение маски. Сначала она показалась прохладной и влажной, но очень быстро превратилась во вторую кожу и подарила свободу. Сейди сама — сцена, каждый ее вдох, каждый выдох — спектакль и в то же время (в этом и есть волшебство) абсолютная правда. Маскарад заполнил ночь, и любая игра, любое притворство, флирт или коварство — а зал ими полон — реальны, как острые ножи. Фальшивое лицо повседневности, которое скрывает реальность под плотью и кожей, прячется за фантазией — она и есть наш самый настоящий образ. Сейди всегда была пуглива и осторожна, инстинкт самосохранения постоянно приказывал ей оставаться маленькой, незаметной. Она и не подозревала, что в ней живет чертенок, пока не надела его маску себе на лицо.
Конечно, он жил в ней, прятался где-то глубоко внутри. А иначе что подтолкнуло ее к Рейни, к Тому и Лео? Что помогло преодолеть опасный путь до места встречи, а оттуда сюда, в этот загадочный дом?
Чертенок…
Как узнать, где тебя ожидает свобода? И теперь это действительно — свобода.
Сейди-чертенок, в платьице и в маске, превратилась в самого настоящего гермафродита, и в этом-то и заключалась вся суть ее игры. Грубоватый мужчина с седыми волосами, заплетенными в старомодную косу, в маске усталого ангела, угощает ее крошечным печеньем (печенье с сыром и специями, она такое обожает и жадно слизывает крошки с кончиков пальцев). Потом он стоит пораженный, наблюдая за тем, как она — сама жадная юность от спутанных волос до пряжек на туфлях — выпрашивает у полуобнаженного бога Кали глоток вина. И это только одна мизансцена, их еще дюжины, Сейди разыгрывает их без остановки, пока не пресыщается, и тогда…