Воздух на улице сладкий, морозный. Сразу начинает щипать нос и уши. Я поднимаю повыше воротник куртки и торопливо иду к машине. Белая шкода стоит на своем привычном месте и готова к ночному путешествию. Уже открыв дверцу, я все-таки поднимаю взгляд и смотрю на окна своего дома. Они темные, но мне кажется, что я вижу бледный контур Марины, притаившейся среди занавесок.
Надо же чего удумала. Отказаться от всего и остаться дома. И что дальше? Поесть, посмотреть фильм, потом скучно потискаться под одеялом и спать? Серьезно?
Без колебаний сел за руль, завел мотор и плавно тронулся с места. К счастью, двор был расчищен, и я выбрался на дорогу без происшествий. Обидно было бы завязнуть брюхом в снегу и из-за этого все пропустить.
Я еду на другой конец города. В ресторан «Мерси». Здесь нет шансов встретить кого-то из знакомых и проколоться. Можно расслабиться, снять кольцо, затолкав его подальше в нагрудный карман и быть счастливым и свободным. А что еще надо?
Юля, как всегда, задерживается. Не люблю непунктуальность, но ей можно. Потому что каждый раз как она появляется на пороге, я теряю дар речи.
Так происходит и в этот раз.
Я сижу спиной ко входу, но безошибочно улавливаю тот момент, когда она появляется в зале. Вокруг нее аура сексуальности, звериного притяжения. Ауры самки, которая вышла на охоту.
Я слышу размеренный перестук ее каблучков, но не оборачиваюсь, делаю вид, что удивился, когда теплые ладони прикрывают мне глаза.
— Угадай кто, — мурлыкает на ухо, голосом довольной кошки.
— Лена? Катя? Олеся.
— Нахал! — она в шутку шлепает меня по плечу, а потом целует в щеку. От прикосновения мягких, горячих губ кровь в венах тут же закипает.
Хватаю ее за руку, притягиваю к себе и целую. Уже совсем по-другому, без шуток.
Юля выворачивается с тихим смешком и, одарив меня многообещающим взглядом, усаживается напротив.
— Вина?
— Белого, сухого, — девушка улыбается.
Мы играем с ней взглядами, раздеваем друг друга, заводимся, даже еще не прикасаясь.
Но почему-то сквозь пелену, пробивается тот самый Маринкин взгляд, которым она наградила меня напоследок. Воспоминания отдаются неприятным эхом в груди.
Это что такое вообще? Совесть внезапно проснулась?
Ну так, я ее мигом уговорю.
Нам приносят закуски. Я выбрал перечную говядину, а Юля гребешков в сливочном соусе. Официант ловко открывает белое вино и разливает его нам по бокалам.
— За нас, — Юля поднимает свой, и я повторяю следом за ней.
Мы салютуем друг другу, лишь слегка, с деликатным звоном, касаясь стеклянными краешками и пьем.
Я делаю всего один глоток. Мне не хочется напиваться, я предпочитаю быть пьяным от любви, а не от виноградного сока.
Юля тоже делает маленький глоточек и смотрит на меня поверх бокала.
Какие же у нее красивые глаза.
Ларина сегодня прекрасна. В темно-васильковом платье до колен, легком, струящемся при каждом движении, с аккуратным декольте, в котором виден верх груди. Золотой кулон в виде слезы, который, кстати, тоже я подарил, уютно устроился в сладкой ложбинке, еще сильнее притягивая взгляд.
В паху стало тяжело, а по венам побежало предвкушение.
…А глаза у Марины были грустные. Несчастные.
К черту Марину.
— Как прошел твой день? — спрашиваю у Юленьки.
— Скучала. По тебе, — она проходится кончиком языка по сочным губам, и я как завороженный не могу оторвать взгляд.
—… Представляешь, Анечка, опять потеряла телефон. Я ей сто раз говорила, чтобы не разбрасывала вещи, где попало.
Продолжаю восторженно слушать, но все больше ловлю себя на мысли, что мне нет никакого дела до того, что происходит в жизни у неведомой Анечки. Где она свои телефоны раскидывает, меня мало интересует. Настолько мало, что я невольно опять в мыслях скатываюсь к прощальному взгляду жены.
Что с ним, мать твою, не так.
Я знаю Марину очень хорошо и всегда могу предугадать, о чем она думает в тот или иной момент. Но не сейчас.
Сейчас я пребываю в какой-то растерянности. Пытаюсь понять оттенок взгляда, его интонацию, и не могу. Сбивает сидящая напротив кукла, рассказывающая про Анечку. Надо скорее завязывать с этим ужином и ехать к ней домой. Общаться в постели у нас выходит гораздо лучше и интереснее, чем вот так. Я ей ничего не рассказываю ни о работе, ни о друзьях, ни тем более о семье. А она вещает о непонятной и ненужной мне ерунде.
Может браслет уже подарить? Выложить перед ней, чтобы она замолчала? Вцепилась своими наманикюренными пальчиками в золотишко и стала готовой на все, что угодно здесь и сейчас.