— Правда, это ерунда и не имеет никакого отношения к произошедшему.
— Павел Иванович!
Горн поморщился:
— Лет десять назад мы в клубе разыграли одну шутку. Право, вполне невинную. Столяров в ней тоже участвовал.
— Что за шутка?
— Как вам объяснить… дуэль. Но — необычная. В классическом стиле.
— На шпагах? — спросил я.
— Нет! Четыре человека и перед каждым — чаша с вином. Но только в одной из этих чаш — яд.
— Настоящий? — удивился я.
— Нет, — поморщился Горн. — На самом деле там не было никакого яда. Обыкновенное слабительное. Так что проигравшему ничего не грозило. Ну… это наша «Чаша Сократа». Только у Сократа в чаше была цикута, а у нас — слабый раствор рициновой кислоты с сахаром. Господи, это была просто касторка, только чуть в другой форме!
— Из-за чего была дуэль? — спросил я.
Горн беспомощно пожал плечами:
— Представьте себе, не помню! Помню только, что в ней участвовал покойный Столяров, Матвей Петрович Патрикеев, Егор Чепурнин и я. А вот почему вся эта канитель завертелась — я уже не помню.
— Но кто проиграл, вы помните?
— Проиграл… Столяров! Точно Столяров! — Горн внезапно замолчал. — Как странно… Прошло столько лет, и он отравлен по-настоящему.
— Вот именно, — кивнул я. Прежде чем уйти, я попросил аптекаря повторить все имена участников той давней дуэли, занес их в свой блокнот и наконец, распрощался.
Чаю Павел Иванович так и не выпил.
Глава 5
Спившийся певец
Было время обеда, и я поехал в Купеческий клуб, чтобы переговорить с тем, кто мог бы мне дать характеристики по списку участников дуэли. Экипажей у подъезда стояло немного, что неудивительно — в будни члены клуба предпочитали обедать в традиционных для деловых кругов ресторанах — в «Славянском базаре», у того же Тестова, в «Эрмитаже» и прочих заведениях. Я отдал в гардероб пальто и папаху и попросил вызвать звонком метрдотеля. Когда тот явился, я спросил у него, где можно найти эконома клуба, Веретенникова. Метрдотель предложил мне обождать в библиотеке и пообещал привести Илью Сергеевича, если тот не занят каким-нибудь неотложным делом. Я прошел в библиотеку — просторную комнату с двумя огромными окнами и книжными шкафами вдоль стен, сел на кожаный диван справа и стал просматривать брошенные на журнальный столик сегодняшние газеты. Прошло не более пяти минут, как Веретенников быстро вошел в библиотеку и направился ко мне.
— Господин Гиляровский, если не ошибаюсь?
— Точно так, — ответил я, откладывая газеты и тяжело поднимаясь с мягкого дивана.
Мы пожали друг другу руки.
— Что-то случилось? — Веретенников схватил один из стульев и, поставив его напротив дивана, сел сам и пригласил меня: — Садитесь-садитесь!
— Вы торопитесь? — спросил я, усаживаясь обратно.
— Увы, — ответил Веретенников. — Не могу этого отрицать.
— И все же, ответьте мне на несколько вопросов, Илья Сергеевич. Вот вы сразу назвали меня по фамилии. И что же — вы знаете по именам всех членов клуба?
Илья Сергеевич смутился. Пока он думал над ответом, я получше его рассмотрел. Его знаменитого предшественника Николая Агафоныча я помнил хорошо — он был таким же неотъемлемым элементом клуба, как огромная хрустальная люстра на сто свечей в главной зале (впрочем, вместо свечей там уже давно были вмонтированы электрические лампы) или картина Айвазовского «Бриг «Меркурий», атакованный двумя турецкими кораблями», висевшая в карточном зале. И когда Николай Агафоныч умер, клубу долго не могли подобрать нового эконома, потому что специально созданная из старейших членов комиссия отвергала все кандидатуры, пока не остановилась на Илье Сергеевиче Веретенникове, служившем управляющим у самого Лентовского — заведуя ресторанами знаменитого «Эрмитажа», от которого ныне остались одни руины да зарастающие илом пруды. Новому эконому было чуть больше пятидесяти, он носил короткую эспаньолку и красиво зачесывал назад свои темные волосы, едва тронутые сединой. Высокий и сухощавый, одевался он всегда безукоризненно и казался скорее потомком кардинала Ришелье, чем вятским учителем — именно с этой должности начиналась его карьера тридцать лет назад.
— Вынужден, к своему стыду, признаться, что я не помню всех членов клуба. Впрочем, это и невозможно, Владимир Алексеевич, ведь теперь их почти две тысячи, и мы уже ведем переговоры о покупке нового, более просторного здания.
— На Малой Дмитровке? — уточнил я.