— Чем сегодня у вас кормят?
Тот дернулся было принести карточку меню, но я махнул рукой:
— Ты мне так скажи, я же не читать пришел, а поесть.
— На первое польский борщ на копченой грудинке с ушками-с. Или селяночка сборная рыбья на раковом масле, — начал он перечислять.
— Селянку, — постановил я, и официант, черкнув в блокноте, продолжил:
— Если не торопитесь, то на второе могу подать духового цыпленка с белыми грибами-с.
Я скептически поморщился.
— Что ты мне заливаешь тут, голубчик? Духового цыпленка томить надо полтора часа. Небось с утра остался, так вы его просто разогреть хотите.
Белобрысый, поняв свою оплошность, предложил другое блюдо:
— Тогда зайчика в сметане? Со вчерашнего вечера купался в маринаде. К обеду тушить поставили, как раз свежее будет, только из печки. Подадим с салатом из синей капусты.
— Хорошо, — кивнул я, — давай зайца.
Белобрысый сделал отметку и склонился ко мне:
— Закусочки перед первым не желаете-с? Огурчиков соленых, малосольных, маринованных? Помидорчиков зеленых или красных? Подам с водочкой.
— И того, и другого, и водочки.
— И десерт закажете?
— А что есть?
— Самбук из яблок.
— Антоновка? — спросил я.
— Точно так-с.
— А еще?
— Винное желе в апельсиновых корках.
— Нет, — отрезал я. — Этого не надо. А сырники есть?
— Книжками-с, — кивнул официант. — Со сметанкой и корицей.
— Вот и хорошо, — сказал я. — Тащи по готовности, уж больно есть хочется.
Через час, в лучшем расположении не только духа, но и тела, подбодренный двумя рюмками смородиновой настойки, я был готов возвращаться домой, чтобы Маша могла продолжить свой курс моего похудения.
Мое благодушное настроение продержалось ровно пять минут под ноябрьским дождем. Но, слава богу, идти было недалеко. Дома я переоделся в домашние брюки, накинул свой любимый татарский халат и завалился на диван в кабинете под предлогом сильной усталости. И не заметил, как задремал. Однако толком поспать мне не дали — Маша разбудила меня, сообщив, что приехал Лёня Андреев, судебный репортер из «Курьера». Зевая, я вышел в гостиную и увидел этого молодого красавца с короткой бородкой и мягкими каштановыми волосами — он сидел за столом, перед ним стояла чашка чаю.
— Владимир Алексеевич! — вскочил он. — Простите ради бога, что вот так, без предупреждения, но — спешу! Надо в номер материал сдать. Говорят, вы были свидетелем самоубийства на Ордынке.
— Был.
Андреев состроил умилительную гримасу:
— Владимир Алексеевич! Вам же эта история ни к чему! Не будете же вы писать о ней корреспонденцию в «Россию»?
— Не буду, признаюсь. Мелковато.
— Отдайте мне! Я был сейчас у Архипова — он рассказал, как вы вдвоем пытались удержать эту несчастную самоубийцу!
— Не такая уж она и несчастная, — сказал я сердито. Впрочем, сердился я скорее на Машу и Андреева, которые не дали мне выспаться, а вовсе не на несчастную женщину. — Она, между прочим, своего мужа зарезала.
— Расскажите детали, — взмолился Андреев, доставая большую тетрадь в клеенчатой обложке, заложенную карандашом.
Я вспомнил, как Андреев невольно мне помог в деле с модельером Рейнаром, направив в дом, где был убит первый из «сестер». Сев напротив и поплотнее запахнув халат, я подробно описал и место трагедии, и внешность женщины, и даже трактир, в котором ее муж выпивал накануне своей смерти. И где потом мы разговаривали с сыщиком Архиповым.
— Вы не помните, как звали ту певицу, из-за которой заварилась вся каша?
— Мнимую любовницу мужа? — спросил я.
— Да.
Я невольно почесал затылок.
— Имя не помню. А фамилия какая-то смешная, казацкая.
В этот момент моя жена начала накрывать на стол.
— Глаша Козорезова? — спросил Лёня, как мне показалось, с некоторым удивлением.
— Похоже.
— Ну и ну!
— Знаете ее?
Андреев печально махнул рукой:
— И не спрашивайте. Появилась она недавно, но сделала фурор. Она… Она необычайная певица. И очень привлекательная женщина. Бриллиант, ценность которого очевидна. О Козорезовой много говорят, но никто не знает, есть ли у нее содержатель. И это только придает ей таинственности и привлекательности. Ведь как наша публика привыкла? Только появляется на сцене очередная красотка, как тут же находится какой-нибудь фрукт, миллионер, промышленник, заводчик или просто богатей, который заваливает ее цветами и подарками, возит по ресторанам, предъявляет друзьям и знакомым. А в данном случае… Ведь ничто так не привлекает, как красота недоступная, не правда ли, Владимир Алексеевич?