Не будь этой любезной ссылки на мотивы шекспировского «Гамлета», Владимир Алексеевич во век бы не разобрался в сутолоке на полутёмном экране. А так он, хоть и не без усилий, но опознал главных героев и понял, что все они норовят сесть на датский трон. Однако в полное недоумение привела его сцена с Актёрами. Сначала они разыгрывали эротическую пантомиму, а потом очень долго перебрасывались стихами Горация из Учебника латинского языка – свидетельство Валиного пребывания в университетских стенах.
Владимир Алексеевич знал: случись премьера в обычном кинотеатре, люди бы уже давно потянулись из зала. А в престижном Доме Кино надо было «соответствовать» до конца, как бы далёк он ни был.
– Хорошо, что на этот раз одна серия, – с облегчением сказала Елена, когда снова зажёгся свет и публика оживлённо задвигалась. – Только бы встреча с авторами не затянулась… Я стараюсь сейчас не уходить надолго… У Виталия опять аритмии участились…
– Но он как-то лечится?
– Да, конечно… конечно… :Но… ты понимаешь, эти идеологические изменения – кто мог их ожидать… как гром с ясного неба… Ему же в семьдесят лет тяжело приспосабливаться… – Она замолчала.
– «Выходит, Елене и со вторым мужем не повезло, – подумал Владимир Алексеевич. – А сын… Да вот он – сын наш возлюбленный…»
Раздались вежливые аплодисменты. Владимир Алексеевич чувствовал, что волнуется, глядя как Валентин, высокий, с копной светлых прямых волос, в чёрном свитере и серых вельветах, в сопровождении нескольких человек быстро поднимается на сцену.
– Это ещё что за десантница? – тихо спросила Елена об особе женского пола в странном костюме из пятнистой ткани. Далее следовал маленький вёрткий брюнет в оранжевой кожаной куртке и джинсах, а замыкал цепь плечистый дитина в эластичном комбинезоне фиолетово-зелёных тонов. Последний, вне всяких сомнений, – оператор: маленькому – камера не под силу, и он, стало быть, сценарист, что и подтвердилось, когда Валентин представил своих товарищей. Десантница оказалась коллегой Владимира Алексеевича, но с углублением в разговорный жанр. Она и вела всю встречу, принимая записки из зала и зачитывая вопросы, на которые отвечал Валентин. Только первый касался картины и требовал объяснения по поводу «вивисекции шекспировской трагедии». По уверенности ответа было понятно, что он уже давно обкатан.
– Исключительного права собственности на сюжеты не существует, – отчеканил Валентин. Шекспир взял сюжет из латинской хроники Саксона-Грамматика, и мы тоже – у Саксона-Грамматика.
– «Одним словом, – подумал Владимир Алексеевич, – «Нам в веках стоять почти что рядом.»
Остальные вопросы были, так сказать, «безразмерные», задаваемые каждому столичному культуртрегеру, посетившему провинцию, – о демократии, о «русской идее», об экологии, о Боге и Вере и т.д. и т.п. – и отвечал на них Валя, к великой досаде отца, самыми что ни на есть, как теперь говорят, «попсовыми» клише. Скоро зрители заскучали, некоторые, что сидели около прохода, стали потихоньку выходить. Валентин заметил, резко оборвал чтение записок и, подойдя к краю сцены, поблагодарил собравшихся за внимание к своей работе. Это означало конец встречи. Лёгкий всплеск всё тех же вежливых аплодисментов. Все шумно поднялись и направились к выходу.
Владимир Алексеевич помог Елене одеться, и они стояли, ожидая Валентина. Тот подошёл. Улыбаясь отцу, чуть приобнял его за плечи. Елена поцеловала сына, протянула руку Владимиру Алексеевичу и, не разрешив провожать её, оставила их вдвоём.
– Давно же я тебя не видел, – Владимир Алексеевич слегка взъерошил волосы сына, вглядываясь в его лицо с уже заметными морщинками. – Ну, что – пойдём?
– Ты не возражаешь, если мы всей командой?
– «А это ещё зачем» – едва не вырвалось у Владимира Алексеевича.
Но он сдержался и только заметил:
– Ну, что же ты! Предупреждать надо! Чучело! – и легонько щёлкнул сына по носу.
– Да ты не беспокойся: у нас всё своё, – сказал Валентин.
Он махнул рукой, и его пёстрый хвост, который стоял в некотором отдалении, готовый двинуться по первому сигналу, тотчас присоединился к ним. «Всё своё», по-видимому, находилось в объёмистой клетчатой сумке, перекинутой через плечо оператора.
На улице уже стемнело, но капель не прекращалась. Тёплый влажный воздух раздражающе обволакивал лицо. Владимир Алексеевич снова ощутил тяжесть в голове. Дама, пятнистое одеяние которой сейчас частично скрывалось под молодёжной стежёнкой, шла с ним рядом и без умолку болтала, каким откровением в её жизни явилась встреча с творчеством Валентина Вишерова. Он кивал, изображая внимание, и прислушивался к разговору мужчин, идущих впереди: легко ступающий сын между семенящим сценаристом и по-борцовски раскачивающимся оператором.