Белокурые косы склонились, коснувшись щек.
– О, я ничего не имею против!
Она повернулась на каблуках, шаловливо помахала ему через плечо и убежала в сопровождении сияющей чистотой Бетти Грейбл.
До ужина оставалось сорок пять минут, достаточно, чтобы принять душ. По дороге в комнату Черити показала Джослину дверь общей ванной в конце коридора на втором этаже.
– Там давно пора убраться, – извинилась она, – но вам, парням, чтобы привести себя в порядок, нужно меньше места, да и времени тоже, правда?
Он взял полотенце, рукавичку, расческу, мыло, несессер с бритвенными принадлежностями и баночку бриллиантина.
Вышел за дверь и вздрогнул: следом тенью кралась кошка. Не Бетти Грейбл, другая, полосатая, в точности под цвет серых обоев, она словно отделилась от стены.
– Не знаю, как тебя зовут, – сказал ей Джослин перед дверью ванной, – но лучше останься снаружи, хорошо? Особенно если ты тоже девочка.
И он запер дверь на крючок.
Помещение явно предназначалось не столько для водных процедур, сколько для наведения красоты. Здесь витали ароматы, разные во всех углах. На деревянном столике и многочисленных полках громоздились всевозможные щетки, пуховки, кисточки, лаки для волос и ногтей, таинственные шкатулочки, загадочные бутылочки, коробочки с пудрой и тюбики помады, выстроившиеся в ряд, точно арсенал крошечных снарядов. На веревке висели нейлоновые чулки и женское исподнее, вещицы одна другой изысканнее, иные вовсе непонятного назначения, от которых Джослин стыдливо отводил глаза.
Он постарался ничего не тронуть.
Без двадцати семь он был готов к встрече с Драконом.
Обойная кошка поджидала его в уголке коридора и молча последовала за ним. Мяукала вместо нее лестница.
Верхняя площадка оказалась самой темной, почти целиком загроможденной черным сундуком, покрытым скатеркой. На нее выходили три двери. Джослин наклонился к своей задумчивой новой подружке.
– Какая дверь, Обойка?
Обойка, выгнув спину, направилась прямо к двери, наполовину скрытой углом стены, и с важным видом уселась перед ней, как хозяйка, приглашающая гостя войти.
– Спасибо, Обойка. Ни дать ни взять паучье логово.
Он тихонько постучал. За дверью звякнуло стекло. Потом чей-то хриплый, но звучный голос произнес: «Входите». Обойка кивнула ему: мол, не робей. Джослин глубоко вдохнул, и, в сопровождении кошки, в комнату вошел уже Джо.
3
Snug as a Bug in the Rug[12]
В комнате, освещенной одной только лампой Тиффани, было еще темнее, чем в коридоре. Точно, паучье логово.
– Ну? Чего вы ждете, молодой человек, представьтесь!
Джослин различил очертания кресла и утопающую в нем человеческую фигуру.
Он прочистил горло и в который уже раз за этот день повторил, что он Джослин Бруйяр и приехал из Парижа.
– Вы не так стары, чтобы успеть повоевать, но достаточно, чтобы войну пережить. Как это было там, во Франции?
Немного помолчав, он ответил:
– Меня отправили в деревню. Мне там нравилось, я очень любил животных.
На свет медленно выплыло лицо, как выплывает диапозитив из тени в центр проектора, старушечье лицо с кулачок между тяжелыми серебряными серьгами, в сетке морщин, в светлой пудре, два зеленых глаза ярко блестели на нем из-под угольно-черных ресниц.
Кошка забралась в кресло и замурлыкала.
– Его зовут Мэй Уэст.
– Его?
– Ветеринары теперь не те, что были прежде. Как и многое в этом мире. Когда ошибку заметили, он уже отзывался на Мэй Уэст. Да и мы привыкли. Вы ее знаете?
– Мэй Уэст? Лично нет.
– А я знаю. Та еще пакостница.
Он сделал шаг. Еще один. Рука в митенке предостерегающе поднялась жестом генерала, останавливающего наступление врага.
– Дверь там, молодой человек!
– Но… мы же еще не поговорили.
– Я не прошу вас выйти. Выключатель рядом с дверью, поверните его.
Джослин отступил назад, пошарил по стене и включил свет.
Люстра будто разбудила чудовищный хаос: в сравнительно небольшой комнате теснились кипы книг, всевозможная мебель, большая и маленькая, безделушки, стулья и кресла и, наконец, обитая светло-зеленым бархатом софа, ставшая, очевидно, любимым кушаньем моли.
Густо накрашенные зеленые глаза пришпилили Джослина, как бабочку.
– Этот суп – дело рук вашей матери?
– Я вообще-то не собирался брать его с собой, но, похоже, ее наитие было… чудом, – ответил он с шутливой ноткой.
– Редко мне доводилось пробовать лучший, – обронила она сухо.
Точно таким же тоном могло быть сказано: «Ничего хуже в жизни не ела».