Танцевать с Гилом было просто волшебно. И эти его легкие прикосновения. От этого у меня все тело покалывало, даже появлялось такое чувство, что я не могу вдохнуть достаточно воздуха, и очень хотелось прижаться к нему достаточно тесно. Поначалу это просто возбуждало, заставляло чувствовать себя ужасно сексуальной, но, по мере того как это продолжалось и продолжалось, превратилось в какую-то пытку. Все равно как боль. Когда в танце Гил увлек меня на террасу, у меня было почти такое чувство, какое бывает перед обмороком. Мне хотелось, чтобы он увел меня в темноту, туда, где есть трава. Мне хотелось крикнуть на него. Все произошло бы как никогда быстро. А потом я поняла, что он делает все это нарочно. Поняла, что он истязает меня. Потому что он долго делал какие-то вещи и вдруг останавливался. Я не хотела, чтобы он знал, что мне трудно дышать, но я не могла этого остановить.
Мельком я видела, как Пол и Джуди пошли вниз, к причалу. И вторым планом у меня завертелась мысль — как такое возможно. Наверняка он навязал ей свое общество, чтобы потом, вернувшись в город, пойти на один из этих его дурацких ленчей и там небрежно бросить, что в этот уик-энд он очень мило поболтал с Джуди Джоной. Держу пари, Пол на нее нагонит тоску зеленую. Потому что о чем он может с ней разговаривать? Когда Пол пытается говорить о чем-нибудь помимо своей работы, он вдается в эти пространные и многозначительные рассуждения о жизни и разных там вещах и, по-моему, нередко сам не знает, что пытается сказать. Это такой выпендреж — вот, мол, какие он умные слова знает. Да что такой человек, как он, может знать о жизни? День-деньской торчит в этой конторе, а когда приходит домой, сидит как чучело и почитывает книжки. В нем нет ни жизни, ни веселья.
Когда запись кончилась, Гилман Хайес чуть попятился от меня, отвесил нелепый, шутовской поклон и сказал:
— Спокойной ночи. Я устал. Пойду спать.
Я готова была убить его прямо на месте. Оставить меня в таком состоянии! Я пожелала ему спокойной ночи, прошла перед самым его носом и отправилась в свою комнату. Чуть не забыла пожелать спокойной ночи Уилме.
Когда я пришла в комнату, мне хотелось вышагивать туда-сюда, как какой-то тигрице, и обкусать свои ногти до самой мякоти. Потом я сообразила, что скоро вернется Пол, поэтому быстро приготовилась ко сну и его приходу. Он вошел, и, слава богу, его не тянуло на разговор. Когда погас свет, я стала воображать разные вещи, хотя Уилма и говорила мне, что это детские игры. Вообразила, будто я одна в морском круизе и это — моя каюта. А днем я повстречалась с мужчиной, с виду совсем как Гил Хайес, только смуглым и с манерами как у этого чудесного Уолласа Дорна. И вот сейчас мы вместе, и ни в нем, ни во мне нет ничего провинциального.
Игра давалась мне с трудом, потому что я привыкла к Полу и к его повадкам. Но я напрягла воображение, и у меня стало получаться намного лучше, и тут случилось какое-то безумие. Когда под конец я вроде как потеряла контроль над своим воображением — правда, все равно уже началось сумасшествие, — у меня возникла нелепая идея, что со мной Уилма. По-моему, ничего глупее и быть не может.
Уже засыпая, я вдруг подумала, что Пол ни разу меня не поцеловал, но от усталости решила этому не удивляться. Пусть делает что хочет. Я нуждалась в нем, а он находился здесь, этого было достаточно. Пол меня совершенно не заводит. Уилма говорит, что у него обывательское мышление. Достаточно на него посмотреть, чтобы это понять.
Когда я проснулась, Пол храпел. Я быстро вылезла из постели. День был чудесный, и я чувствовала себя просто божественно, абсолютно, восхитительно живой. Было тепло и солнечно, так что, приняв душ, я сразу оделась в свой новый купальник. Он цельный, веселенького оливкового цвета, бархатистый, без бретелек. Я накинула сверху халат и пошла завтракать на террасу. Все сначала пили виски с лимонным соком. Или ром с лимонным соком — как кому нравилось. По-моему, это просто здорово придумано. Мне был приятен этот кисловатый вкус с утра, к тому же это так весело — чуточку захмелеть еще до того, как ты съешь свою яичницу.
Мне хотелось, чтобы Пол проспал целый день. А еще лучше, чтобы он проспал до тех пор, пока не настанет время ехать домой. Гилман Хайес тоже был одет по-пляжному. Я посмотрела на его ладонь и запястье при свете солнца. Меня удивил вид его ногтей. Малюсенькие, обкусанные так, что подушечки пальцев как бы загибались поверх них. Кисть руки выглядела сильной, квадратной и коричневой при солнечном свете, массивное запястье опоясывал золотой ремешок часов, и выгоревшие на солнце волосы курчавились над золотым ремешком.
Я уже собиралась уходить, когда, шаркая, вышел Пол. Стив и Ноэль Хесс сидели и разговаривали. Уилма была внизу, на причале, с Джуди. Я слышала, как Уилма засмеялась. Спустившись вниз, я поплавала, а потом Гилман Хайес встал на водные лыжи. Позже он показал и мне, как это делается. Гил очень сильный. Поначалу получалось неуклюже, но у меня от природы способность удерживать равновесие и ноги крепкие, так что под его руководством совсем неплохо получалось. По-моему, это после лыж я заметила, что Пол много пьет. Казалось, глаза у него разбежались в разные стороны. И говорить он стал невнятно. Ноэль тоже много пила, что меня несколько поразило. Прежде я никогда не видела ее пьяной.
Но по-настоящему Пола развезло, когда началась игра в крокет. Вот тут он стал просто ужасен. На некоторое время мне стало за него стыдно, но потом я даже обрадовалась. Теперь-то он уж точно потерял всякое право выговаривать мне насчет выпивки. Я-то никогда не устраивала таких представлений. Мы все были пьяны, но Пол — больше всех. Я, конечно, не собиралась унижаться до того, чтобы ему помогать.
Позже получилось так, что Полу помогла Джуди. Я еще подумала, что у него теперь в запасе будет еще одна отличная история для его дурацких ленчей, если он, конечно, об этом вспомнит. «А меня, ребята, Джуди Джона в постельку укладывала». После еды мне вдруг ужасно захотелось спать. И я, как мышка, прошмыгнула в нашу комнату. Меньше всего мне хотелось разбудить Пола. Я зверски устала, но он издавал такие булькающие и храпящие звуки, что уснуть было невозможно. Тут я вспомнила, что видела Стива с Ноэль, плывущих по озеру в лодке. В некотором роде это меня удивило, но, наверное, будь Ноэль провинциальной, Уилма не позвала бы ее сюда. Было не похоже, что Стив скоро вернется. Я попробовала открыть его дверь. Она оказалась незапертой, так что я растянулась на его кровати. Там было постелено. От алкоголя все-таки развозит, и тогда лучше всего прикорнуть ненадолго, а проснувшись, вы обычно снова как огурчик.
Я проспала примерно час, потом опять пошла на причал. Еще немного позагорала. Всю компанию клонило в сон, но я догадывалась, что они снова взбодрятся, когда стемнеет. Когда солнце опустилось слишком низко, я опять надела халат и пошла наверх, к дому. Рэнди сидел на причале, глядя на озеро. Одной лодки по-прежнему не хватало. Мне было интересно: уж не злится ли Рэнди немножко? Но у него уж точно нет оснований злиться, при том, чем он занимается с Уилмой. По-моему, Ноэль никак на это не реагирует, потому что это очень неплохая работа для Рэнди и ему не приходится так уж надрываться за свои деньги.
Я слегка пританцовывала, пересекая террасу, так чтобы колыхался край моего халатика. Ах, до чего же мне было хорошо! Жизнь вроде как раскрылась передо мной. Это все равно как долго идти по аллее, а потом выйти в парк. Иногда у человека возникает предчувствие того, как все будет обстоять в будущем. Я, например, вдруг четко поняла, что в моем будущем Полу не найдется места. Странно, но мне стало почти жаль его из-за того, что я собралась его бросить. Как вещь, из которой вы выросли или про которую решили, что она уже не подходит по фасону. Сначала вы вешаете ее в глубину стенного шкафа, а потом, в один прекрасный день, отдаете кому-нибудь, и вам чуточку жаль с ней расставаться, даже немножко грустно. Уилма всегда говорит, что нужно быть объективной к себе. Трезво на себя смотреть. Я старалась, но не смогла отыскать в себе ничего такого, что бы мне по-настоящему не нравилось. Знаю, в некотором роде это ужасно — так говорить, потому что звучит тщеславно. Но, что ни говори, Мэри Горт проделала чертовски долгий путь, и немалый ей еще предстоит. А путешествовать надо налегке.