- Где ждут меня? - умышленно переспросил Вердер.
Рекс повторил.
- Ага. - Вердер поднялся из-за стола, раскланялся со всеми и покатил к своей старой любовнице Поповой, у которой проводил все свои вечера.
Теперь взоры гостей обратились к послу Франции!
Монтебелло резко отодвинул бокал. Срочный вызов Вердера в Гатчину мог означать многое. Позор Седана еще не забыт в Париже, и. "Зачем? Зачем этот пруссак поехал в Гатчину?"
Но тут прибыл к Ламанским взволнованный, как хороший актер, секретарь посла Бовинэ и шепотом достаточно громким, чтобы его все слышали, сообщил, что экстренные дела призывают маркиза вернуться в посольство.
Монтебелло скомкал салфетку. Резко откланялся.
Он ушел в дурнейшем настроении.
И теперь уже никто у Ламанских не сомневался, что Европу ждут политические катаклизмы. Горизонт мирной жизни заволокло тучами войны. Финансовые тузы сорвались с кресел вслед за послами - надо срочно спасать свое состояние от краха! Дамы "со связями" окружили хозяина дома, прося его (как директора банка) сообщить им по секрету, какие бумаги выгоднее продать на бирже, а какие скупить. Литераторы "с дарованием" слушали всё, что говорилось, но увы, не всё понимали. Однако они что-то уже чиркали на своих манжетах карандашами, надеясь завтра же заработать трешку или пятерку в "Биржевых ведомостях".
Когда же из итальянской труппы прибыли долгожданные певцы, они застали в громадном зале великолепный стол, а за столом - понурые - сидели в одиночестве супруги Ламанские.
- Концерта уже не надобно, - сказал хозяин артистам. - Вы видите этот стол, почти нетронутый. Если вам угодно, синьориты и синьоры, то распоряжайтесь им по своему усмотрению.
Итальянцы с веселым гамом, словно саранча, кинулись на этот роскошный стол, а госпожа Ламанская возрыдала!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Отозвав (согласно договоренности) посла Монтебелло из дома Ламанских, Бовинэ преспокойно направился в яхт-клуб, где и засел за бесконечной партией в "безик". Сюда же за полночь подкатил на тройке с бубенцами и граф Рекс. Два первых секретаря враждующих посольств никогда не дружили. Но на этот раз германский секретарь все же пересилил себя.
- Бовинэ! - окликнул он француза. - На два слова.
Он отвел его в сторонку и сказал ему:
- Не понимаю: отчего вы так спокойны? Хотя политика и разделяет нас, но коллегиально хочу предупредить: бросайте этот "безик" - ваше место сейчас в посольстве!
- Благодарю, - отвечал Бовинэ. - А. что случилось?
С таинственным видом граф Рекс прошептал:
- Будет лучше, если все остальное вы узнаете не от меня.
Бовинэ отправился на Французскую набережную, в дом госпожи Голенищевой-Кутузовой-Толстой, у которой маркиз Монтебелло любил проводить не только вечера, но и ночи. Однако посла здесь сегодня не оказалось, а хозяйка дома была встревожена:
- По столице блуждают какие-то странные слухи. Мой муж сказал, что не вернется ночевать, пока не выяснит: в чем дело? Мужа нет. маркиза нет. я всех и вся подозреваю!
Французское посольство было ярко освещено огнями, внутри его все, начиная от швейцара, были взбудоражены, взвинчены.
- А-а, вот и вы! - сказал Монтебелло, завидев секретаря. - Где вы крутитесь, когда настал момент действовать?
- Я не понимаю: что произошло, маркиз!
- Ужасное! Этот берлинский громила Вердер вызван в Гатчину. Мы здесь дрожим от страха: вдруг завтра последует колебание курса петербургского кабинета. Наконец, если учесть последнюю фанфаронаду Бисмарка, допущенную им в отношении Эльзаса и Лотарингии, то. Вы же понимаете, Бовинэ!
Всю ночь работал телеграф. С берегов Невы летели молнии секретных депеш - в Берлин, в Париж и далее, по всему миру.
Что-то стряслось, но. что? Ах, знать бы.
Под утро невыспавшийся Ламанский навестил министра финансов.
- Положение неясно, - сказал он, - и надо придержать рубль. На случай войны я закрываю депозит. При шаткости акциза нам грозят потрясения финансовых извращений. Мне страшно!
Министр иностранных дел, Николай Карлович Гирс, явный германофил и враг Франции, был труслив как заяц. В это утро у него решений не было. Впрочем, не он первый, не он последний, кто в подобных обстоятельствах прибегал к помощи барона Жомини. И сейчас Гирс тоже велел заложить свою карету:
- Для Александра Генриховича. как можно скорее!
Барон А. Г. Жомини уже привык быть правою рукой всех министров иностранных дел. Министрам было невыгодно, чтобы в обществе знали об этом Жомини, который вершит их делами. Несравненный стилист, Жомини целых полвека блестяще редактировал все политические документы России. Сейчас он, румяный и почтенный старец, предстал перед Гирсом, и тот поведал ему о сомнительных конъюнктурах. Жомини растряс в руке парижский платок, расшитый картою Европы (что весьма удобно для путешествующих), и отвечал:
- Сначала профильтруем обстановку через выжидание.
Гирс все же выехал в Гатчину, но императора во дворце не застал. Выбираясь из крепчайшего запоя, Александр III с начальником своей охраны, генералом Черевиным, удил рыбку в мутных прудах. В высоких драгунских сапогах с блямбами, стоя по колено в воде, он нехорошо смотрел на подходящего с поклонами министра.