— Не ссы, выберемся, — ответил Кашин. — Тут место тихое, хорошее. Сама увидишь. Да, кстати, и приехали уже почти. Сейчас… развернуться тут только…
Да, я и сам уже видел, что мы добрались. Доехали. Это было очевидно просто потому, что дальше ехать было некуда. Совершенно некуда.
Заросшая тропинка оборвалась, выведя нас на небольшую, с трёх сторон скрытую деревьями поляну на краю тёмного, дремучего леса.
Я и представить себе не мог, что где-то рядом с такой знакомой мне дорогой, шоссе, по которому я проезжал бесчисленное количество раз, пусть и в стороне, но всё таки достаточно близко, могут существовать такие дикие, заброшенные места.
Впрочем, мне, городскому жителю, и окрестности города были почти неизвестны, а уж с дороги съезжать для подобных путешествий и вовсе в голову не приходило.
Пожалуй, я уже порядком отвык и от самого обычного леса.
И тем поразительней и необыкновенней была открывшаяся мне картина.
Прямо посредине этой поляны, в тени деревьев, до половины скрытые травой, стояли каменные столбы. Пять столбов, расположенных полукругом.
Впрочем, едва ли можно было сказать, что они стояли. Нет, они вовсе не были статичными, застывшими, недвижными. Сначала мне показалось, будто это лишь мираж, наваждение, тени от раскачивающихся под ветром веток, непрестанно двигающиеся и скользящие по выщербленной, потемневшей, древней каменной кладке.
Или просто результат долгого моего недосыпания. Или просто моё собственное безумие, свившее уютное гнёздышко в опустевшей моей голове, осмелело, освоилось, накопило сил, подпитавшись моими соками, и решило теперь слегка, словно пробуя, запустить коготки в моё тело.
Но нет! Приглядевшись (и даже протерев глаза), я увидел, совершенно явственно, что каменные столбы эти, словно бы почуяв наше приближение, задвигались, искривляясь, сжимаясь, дёргаясь, словно жадные пальцы гигантской, скрытой в земле руки.
На миг мне показалось даже, что я слышу пронзительный, резкий хруст крошащегося, раскалывающегося на осколки от этой жуткой судороги камня. Словно сдавленная им плоть разрывает его, пытаясь вырваться на свободу из оков.
Я посмотрел на своих спутников. Это было невероятно… но они как будто и не замечали странных этих движений. Они не показывали никаких признаков беспокойства, страха или хотя бы удивления. Словно видел это лишь я один.
Они вышли из машины. Кашин с наслаждением потягивался, расправляя плечи, словно дорога эта порядком его утомила. Он сразу уверенным шагом пошёл вперёд, прямо к жутким этим столбам (да уж не ему ли они и обрадовались?), насвистывая по дороге какую-то легкомысленную песенку (поскольку фальшивил он немилосердно, мотив я так и не угадал).
Не доходя метров двух до крайнего столба, повернулся и махнул рукой.
— Эй, народ! Подтягивайся! Походите хоть, воздухом свежим подышите!
Татьяна подошла к нему. Что-то тихо спросила (так тихо, что лишь по движению губ и по брезгливо— подозрительному выражению лица её можно было догадаться о том, что именно она спрашивает).
Ей явно не нравилось это место.
«Почему здесь?» Или, скажем, «Какого хрена?». Или «Куда ты, мудак, меня завёз?»
Подозрения её явно усилились и, пожалуй, она не прочь была бы и задать стрекача прямиком через лес, наплевав и на повышенный гонорар и на кажущуюся интеллигентность и безобидность навязанных ей клиентов. И разве только тёмный, совсем незнакомый ей лес удерживал её от такого побега.
Но Кашин, всем видом своим просто излучая уверенность и спокойствие, ответил ей, так громко, что я и в машине ясно это расслышал (словно бы он обращался и ко мне):
— Да кончай ты, Таньк! Ей-богу! Место тихое, на природе. Спокойное. Глотаешь там солярку, на парковке своей, а здесь от свежего воздуха у тебя, я смотрю, и крыша уже едет. Не волнуйся, не обижу! Отработаешь без вопросов. Вот сейчас и друга подзовём…
И, повернувшись ко мне, крикнул:
— Сергей, да кончай ты там в машине мариноваться! Она же разогретая! Не насиделся ещё? Давай к нам подтягивайся! И это… там портфель на заднем сиденье. Прихвати, будь другом!
Я обернулся.
И впрямь, съехав на пол (как видно, от торможения), лежал рядом со мной большой, пузатый, чёрный портфель. Кожа его, размягчившись в нагретов воздухе, словно оплыла слегка и он походил на какое-то распухшее, больное животное, забившееся под сиденье, укрываясь от яркого света и громких звуков.
И как я не заметил его? Почему? Ведь он почти тёрся об мои ноги. Возможно, просто потому, что смотрел только на поля и перелески, проносившиеся за окном автомобиля и не обратил никакого внимания ни на сам салон, ни на вещи, что в нём находились.