Она кусала губы. Подбородок её дрожал.
Ребёнок… Обиженный ребёнок…
Завершив разрез, он повернул лезвие — повёл его вбок, заводя кровавую линию к рёбрам. Затем сделал такой же разрез и с другой стороны, словно раскраивая верхнюю часть тела по двум направлениям, горизонтальному и вертикальному.
Так мало — снять одежду. Всего лишь снять одежду. Одежда лжёт. Всегда лжёт. Шелест её — ложь, складки её — ложь, цвет её — ложь, покров её — ложь.
Покров лжи и лицемерия. Но что скрывается под этим покровом?
Хуй, липкий от выплеснувшейся спермы? Пизда с пересохшим пахучим соком пропавшего втуне возбуждения? Роскошного оргазма с влагой на полстакана, что так и прошёл без свидетелей, вдали от восхищённых и жадных взоров, под покровом, под тёмным, непроглядным покровом, в бездне юбки, под тьмою трусиков?
Снять одежду… И Бог есть правда.
Не Господь ли учил Еву в Эдеме премудростям минета? Не Он ли показывал ей, как правильно заглатывать хуй Адама? И ангелы, ангелы, тогда ещё юные ангелы, тогда ещё полные нерастраченного семени, стояли вокруг, склонив почтительно головы и, кротко сложив белоснежные крылья, глядели украдкой на Еву и с вожделением тайным запускали тайком руки под хитоны свои, клали ладони на пресветлые яйца свои — и дрочили тайком…
О, дрочили! Дрочили!
Ева была обнажённой. В том премудрость Божия!
Как кончали ангелы! Как кончали они!
Снять одежду…
Что под одеждой? Кожа.
Не новую ли ложь видим мы? Не новую ли, ещё более изощрённую?
Кожа — это тоже покров. Пульсация крови, сокращения кишечника, движения глаз на эластичной мышечной подвеске, раздувшиеся на вдохе упругие мешки лёгких, сжатые пружины мышц, желтоватый каркас костей, бледно-серый мозг с розоватым узором кровеносных сосудов — всё это скрыто покровом кожи.
Нагота рождает возбуждение.
Нагота тела… Тело без кожи — высшая степень наготы.
Высшая степень возбуждения.
Он сдирал с неё кожу. Лоскутьями, полосками, кусками.
Кровь не текла уже — она брызгала, хлестала, заливала его руки, лилась на траву, била крупными каплями по лицу его, и тело его становилось кроваво-красным, как будто он сдирал кожу также и с себя.
Но она… На глазах она становилась сплошным куском боли, обнажённых мышц, тёплым куском мяса, сочащемся кровью.
Гипноз прошёл от болевого шока. Он уже не в состоянии был подавлять её боль.
Всхлипы её сменились стонами. Потом…
Она завизжала. Так резко. Дико. Страшно.
От её визга у меня заложило уши. Казалось, что перепонки не выдержат такой нагрузки и лопнут. И наступит тишина.
Визг в пустой моей голове заметался звенящим эхом, ударился в костяные своды черепа. Бился задыхающейся, умирающей в ловушке птицей — и мне хотелось бить себя по голове, по пустой, тупой, безумной, бестолковой своей голове, и пробить её, и выпустить наконец этот сгусток бьющейся боли.
Она заметалась, задёргалась.
Очки слетели, она увидела своё тело — и ужас был в её глазах.
Она снова попыталась закричать…
Но это уже непорядок, непорядок!
Кашин с гримасой брезгливости и недовольства сжал ладонью её горло — и не крик уже, не визг, а только хрип остался.
Из уголков её губ потекли струйки бледной, разбавленной слюною крови.
Судорога сжала её лицо.
Глаза закатились.
Хрип оборвался.
Он разжал пальцы.
Она рухнула вниз. На траву.
— Она умерла? — с надеждой спросил я.
— Безобразие! — недовольным голосом ответил Кашин. — Совершенно невозможно работать! Совершенно невозможно! Крики, визг! Странные люди пошли: потерпеть немного не могут. Хотя, как я заметил, женщины, как правило, более выносливые. У мужчин болевой шок наступает значительно раньше. Соответственно, они гораздо раньше и отключаются. С ними надо обращаться очень осторожно, чтобы они не отключились прежде времени. А вот женщины… С женщинами проще. Гораздо проще! А она…
Он наклонился. Приложил палец к её шее с бахромой в лоскутки изрезанной кожи.
Посмотрел на меня. Улыбнулся.
— А она, представьте себе, жива пока. Но именно, что «пока». И это самое «пока» исчисляется минутами. Да, да — минутами.
— Зачем? Зачем вы?…
— Слушай, то мы на «ты», то на «вы»… Зауважал меня, что ли, пуще прежнего? А?
Он подошёл к портфелю. Откуда-то из бокового отделения достал носовой платок и начал медленно и очень тщательно протирать лезвия ножей.
— С душем, конечно, проблемы тут… Но ничего, здесь речка близко. Вода, видимо, не прогрелась пока… И кровь смыть трудно будет. Но ничего! Искупаемся, кондиционер на подогрев включим. В машине и согреемся, и обсохнем.