— Боишься умереть во сне? — спросил Ангел, подходя к окну и отдёргивая занавески.
— Тьфу ты! Да когда ж их стирали то?!
Не облако — целый поток густой, лежалой пыли сорвался вниз, клубясь и расплываясь в воздухе и усыпая голову и плечи Ангела сплошным серым покровом, отчего тот сразу же стал чихать, трясти головой и хлопать по плечам ладонями.
— Боюсь, — ответил я. — Я вообще боюсь умереть глупо… и незаметно.
— Незаметно — для кого?
Зачем он спрашивал меня? Неужели он заранее не знал, что я ему отвечу? С его то способностями? Играл? Прямо божественная комедия какая-то…
— Для самого себя.
Отчихавшись, Ангел кинул портфель (да, да, то самый; он и в гостиницу его с собой притащил) на стоявший у стены стул (один из двух, что были в той комнате, второй стоял у стола) и, потянувшись, присел на кровать.
— Ну и ладно… Умрёшь умно и заметно… Для самого себя… Да, скромно тут, конечно… Но место тихое, да и будем мы тут недолго. Так что рекомендую не зацикливаться на временных бытовых трудностях, а просто пока отдохнуть. Часа, я полагаю, тебе хватит. А я тем временем кое-что приготовлю.
— Что за спешка то? — спросил я. — Почему бы и не два часа? Или три?
— Мы на работе, — напомнил Ангел.
— А я никаких контрактов не подписывал, — ответил на это я.
— Но вроде бы и не отказывался мне помогать, — парировал Ангел.
— Да уж… Просто мне ничего другого не остаётся, как…
— …Служить Господу, — закончил за меня Ангел и, расстегнув рубашку чуть ли не до живота, прилёг на покрывало, вытянув ноги и сбросив ботинки.
Я осмотрел комнату. Теперь, при ярком свете, она казалась просто обшарпанной и выцветше-бледной, хотя уже и не столь мрачной, как три минуты назад, когда я только вошёл в неё.
Обстановка, как я и ожидал, была спартанской. Впрочем, насколько я могу судить, спартанцы хоть и жили скромно, но вещи делали вполне добротные, иначе мы вряд ли бы узнали что-нибудь достоверное об обстановке их жилищ. Мебель же в этой комнате явно не готовили к длительным путешествиям во времени.
Два стула и стол. Две кровати, расставленные у стен под прямым углом, почти в стык друг к другу. И небольшая тумбочка на коротких, толстых ножках с двумя выдвижными ящиками. Видимо, одна на двоих.
Низко подвешенная посередине комнаты тяжёлая, старомодная люстра с тремя большими, белыми плафонами. Пол — изрядно потёртый паркет. Две розетки — по одной у каждой кровати. Коврик у двери, стёртый множеством подошв под стать паркету.
И единственная деталь в обстановке, обрадовавшая меня — дверь у самого входа. Дверь в ту самую комнату с удобствами, наличие которых избавляло меня от утомительных и унизительных хождений по всему зданию в поисках…
— Да, душ и туалет тут есть, — сказал Ангел. — И то хорошо…
Я заметил, что голос его стал сонным и вялым.
Сначала мне показалось, что он и впрямь засыпает. Но зевота его была уж очень демонстративной. Конечно, будь он человеком я без малейших колебаний поверил бы в то, что он сейчас уснёт. Возможно даже, мгновенно отключится. После короткого и неглубокого, прерывистого сна (да и спал ли он вообще?) и довольно долгого сидения за рулём логично было бы ожидать от любого человека и усталости и готовности немедленно уснуть при малейшей к тому возможности.
Но он то не был человеком! И необыкновенные его способности (к примеру — способность искусно притворяться или способность манипулировать людьми, навязывая им свою волю, почти всегда — незаметно для них) были мне очень хорошо известны. Кроме того, с потерей разума я утерял и способность логически мыслить, оттого вещи, очевидные для человека здравомыслящего (например, логическая связка «усталость — сон») для меня перестали быть очевидными и потому утеряли всякую власть надо мной.
— Ты собирался чем-то заняться? — спросил я Ангела.
Возможно, самым лучшим вариантом было бы притвориться спящим и подсмотреть, чем мой неземной спутник станет заниматься во время показного этого сна. На первый взгляд, этот нехитрый приём мог бы показаться весьма эффективным для определения, скажем, степени искренности или безопасности (безопасности для меня, естественно) этого небесного создания.