И Ангел захихикал. Словно и впрямь готовился рассказать мне какую-то занимательную и очень весёлую историю.
Но я то знал уже, что весёлых историй у него нет.
— О, это была любовь! И какая любовь! Представь себе — девочка из маленького подмосковного городка. Правда, ближнее Подмосковье. Реутов. Бывал там?
— Нет. Я далеко от тех мест жил.
— Ну, потерял ты не слишком много. Хотя городок рядом, совсем рядом с Москвой. И вот девочка эта, конечно, совсем не наивная и в общем то в жизни кое-что повидавшая, но ребёнок ещё по сути то, ребёнок — знакомится на дискотеке с одним весьма симпатичным юношей по имени Пётр. Москвич, заметь. К тому же студент-первокурсник. Из вполне приличной, обеспеченной семьи. А девочка наша, заметь, учится в строительном техникуме. И прописка у неё… Ну, сам понимаешь. Тем не менее, встречались эти голубки довольно долго. Ну, долго по нынешним временам. Месяца четыре, если я не ошибаюсь. Для прежних то времён это, конечно, не срок, но теперь… Нет, можно вполне определённо сказать — это была любовь. Причём первую неделю — вполне платоническая. Ну а потом, разумеется, платоническая фаза перешла в плотскую. Но с её стороны… Видишь ли, он для неё оказался не просто ещё одним другом. Не героем мимолётного романа…
— Неужели принцем? Из детских снов?
— Смешно сказать, но именно так. Грех любить человека, не так ли? Сначала творишь кумира, потом…
— Приносишь ему жертвы.
— Правильно, — согласился Ангел. — Причём жертв этих и сам не замечаешь. И ещё любовь — это ведь сострадание. Надеюсь, это ты не забыл? Вот она, наивная, считала почему-то, что он без неё пропадёт… Так бывает, иногда. Это ведь очень опасно — так сопереживать другому человеку. Тем более такому капризному, слабовольному…
— Именно в таких весьма часто и влюбляются. Бывает даже, что и капризы воспринимаются как проявление воли, самостоятельности.
— Бывает, — опять согласился Ангел. — Вот и она… принимала… А потом… Потом об их романе узнали родители. Его родители. И потребовали, чтобы он расстался с Таней. Страх, что поделаешь. Не родительский даже, а так… Обывательский. Страх за жилплощадь. А вдруг окрутит? А вдруг пропишется? А что за родственников с собой в Москву перетащит? Семья то и впрямь, обеспеченная… Благополучная… В общем, он оказался вполне послушным сыном. И добросовестно выполнил приказ родителей. И сделал это просто и без затей — встретившись с ней в очередной (и последний, как он думал) раз, оскорбил её… Неожиданно, совершенно неожиданно для неё… И грязно, подло… Расчётливо. Ожидал, что она развернётся и уйдёт. Навсегда. Вот такой, лёгкий для себя вариант придумал. Тяжёлая штука любовь. Раздавить может. По земле размазать…
— Кого как…
— Кого как, — подтвердил Ангел. — Именно. Может, именно за то бояться её? Ненавидят… В общем, он ошибся. Таня не ушла. Она знала, что его родители настраивают его против неё. Она хотела доказать им, что они ошибаются. А его… Он для неё был просто больным. Человеком, который болен страхом. Она его хотела…
— Вылечить?
— Да, пожалуй… Вылечить… Но ведь это неизлечимо. Она не захотела расставаться с ним. И тем испугала его ещё больше. У него уже были виды на другую… подругу. И другую жизнь. А глупая девчонка и маленького подмосковного городка — это ведь просто помеха. Досадная помеха. Следствие ошибки, минутной слабости. Он легко убедил себя в том, что едва не стал жертвой ловкой аферистки… Да всё оказалось не так просто. Четыре месяца — не так уж мало. После очередной неудачной попытки объясниться Таня использовала последний свой аргумент. Призналась в том, что беременна. Пятая неделя уже шла, кажется… Дальнейшее опускаю. Её очень долго уговаривали сделать аборт. И Петя. И его родители. И её родители. И даже подруги. А Петя к тому времени окончательно убедил себя в том, что имеет дело с шантажисткой, опасной шантажисткой. Которую надо немедленно остановить… Есть ведь такой тип людей. Их достаточно один раз напугать, а дальше их страх начинает расти сам по себе. Как колония микробов в питательном бульоне. И страх этот уже не остановить. Ничем. Не вытравить. Разве только из острой формы он переходит в хроническую. И остаётся с человеком навсегда. А Петя… умер от страха. И, умерев, придумал… Ну что может придумать человек, умерший от страха? Мерзость. Когда Таня позвонила ему в очередной раз, он попросил её подъехать к нему. Попозже, вечером. Сказал, что к тому времени родители уедут на дачу, и они смогут спокойно всё обсудить… Всё обсудить… Она приехала. Как он и просил, к часу ночи. Её уже ждали. Там, в подъезде. На первом этаже. Двое подонков… Где их нашёл мальчик Петя и сколько он им заплатил — даже для меня это тайна. Впрочем, мало ли гадюшников в большом городе… если поискать… Ты знаешь, она кричала. И как кричала! Они пытались заткнуть ей рот. Она кусала их пальцы. Грязные, липкие пальцы с обломанными ногтями. Она пыталась вырваться. Она думала, что Петя её услышит. Его квартира — на втором этаже, а акустика в подъезде очень даже хорошая. И он её слышал. Он стоял у двери и слушал… Всё время слушал. Все полтора часа. Очень возбудился, даже вздрочнул немного… Его очень возбудила гибель его ребёнка. Он же хорошо знал, что делает… А делали с Таней… Её раздели. Догола. Да, прямо в подъезде. Связали руки её же колготками. Очень туго связали. Насиловали… страшно… Таскали за ноги по полу. Били в живот. По рёбрам. По голове.