Тишина. Только в кухне льётся вода из крана. Мы оставили его открытым. Мы? Нет, теперь уже я. Я один.
Я вернулся на кухню.
Нож. Разделочная доска на столе. Хлебница открыта. Сковородка на краю плиты.
Угол отбит у стола. Край скола — неровный. И, если пальцем провести — шероховатый. Опилки вроде, прессованные.
И лужа под столом. У нас такие и раньше были. Когда холодильник размораживали. Потом приходилось вытирать…
А вдруг… И не было ничего?
Быть может, она просто устала и прилегла на минуту отдохнуть? Может, надо просто подождать? Минут через пять она встанет. И пойдёт готовить ужин. А я помогу. Обязательно помогу. Почистить… Нет, лучше лук порезать.
Я взял нож. И увидел, что руки мои — в крови. Подсохшей уже крови.
Нет, не придёт. Никогда.
Я закрыл кран. Ждать бесполезно.
И снова вернулся в комнату.
Я старался не смотреть на диван. Только краем глаза… успел… пятна, пятна на подушке. И пятна на пледе.
Я сел на краешек стула. И закрыл глаза.
Ну что, господин страх, вы успокоились? Нет, она не будет больше кричать. Задуйте свечку, ложитесь спать. Вы премного меня обяжете, если не проснётесь больше никогда. В конце концов, всё вы могли сделать — вы сделали.
А разум… Конечно, заявится скоро. Опять будет что-то говорить. Советовать. Где он раньше был, сволочь?! И где он сейчас?
Топот ног по лестнице. Пробежали. Сверху вниз. Где-то далеко хлопнула дверь.
Добрые глаза… Как у щенка…
Да, когда то в детстве… Меховой шарик прыгает по комнате. Урчащий, тявкающий шарик. Тёплый, влажный язык. Большие удивлённые глаза. Коричневые с золотистым.
Сейчас холодно… И так одиноко.
Щенок, почему ты оставил меня? Куда ты убежал? Я ведь такой же как ты. Не лучше. Не умнее. Не сильнее.
Просто у меня что-то с глазами. С ними что-то случилось. Их нет.
Это Леночка так сказала. Она знала… Видела…
Звуки влетают в комнату.
Смех. Разговоры. Мы оставили форточку открытой. Закрою теперь я… я один.
Или пусть остаётся открытой? Это ведь тоже… память.
Какое страшное слово — память.
Какое мёртвое, неподвижное, страшное слово.
Там, за окном, другой мир. Там всё по другому. Там люди идут по улице, возвращаясь с работы. Там выбивают ковёр, развесив его на низком школьном заборе. Там стучат костяшками домино. Там копаются дети в песочнице. Там пытаются завести машину, толкая её по узкой бетонной площадке перед гаражом. Там живут. Там все живы. И никто не знает… И наплевать… всем.
Там своё течение. Своя река.
Всё проносится мимо. Минута за минутой. Час за часом.
Стемнело. Наступила ночь.
Я сидел в кресле. Недвижно. Не зажигая свет, в темноте.
Мне казалось, что если я буду сидеть вот так вот — долго, очень долго, то смерть, которая бродит по тёмной этой комнате обязательно наткнётся на меня — и, сжалившись, костлявой, иссохшей ладонью своею сдавит мне горло.
И тогда… Хотя бы тогда я увижу Лену. Живой.
Мы оба будем мертвы. И оба живы. Где-то там, куда мы уйдём. Уйдём из этой квартиры. Из этого дома. Из этого мира.
Уйдём вместе.
Но смерть не пришла. Пропустила меня. Или её к тому времени уже не было в доме? Может, смерть сама не ожидала того, что произошло — и, схватив так внезапно доставшуюся ей жизнь, ушла… Поспешно, словно сбегая из проклятого этого дома.
Убежала. Или ей просто противно до меня дотрагиваться?
Ничего. Мне самому противно.
Я лёг на пол. И закрыл глаза.
Хорошо бы теперь… Снять люстру, верёвку на крюк — и голову в петлю.
Нас когда-нибудь так и найдут. Её — на диване, меня — под потолком. Осмотр, протокол.
На носилках — наши тела. Раздувшиеся, зловонные. В трупной зелени.
Осмотр. Фотографии.
«Выносите…».
Не хочу! Слышите? Не хочу, не допущу этого!
Полюбуетесь на моё тело? Или на её? Будете щёлкать фотоаппаратом? Травить похабные анекдоты над нашими трупами? Прикладывать к нам рулетку?
Что вы замерите этой рулеткой? Наши поцелуи, наш смех, наши слёзы, наши сердца, любовь, сама жизнь наша уйдёт от вас безвозвратно. И бесследно.
Нас не было в этом мире. Мы показались вам. Почудились. Что-то мелькнуло перед вами. На долю секунды, на мгновение. И исчезло. Это так… размытое что-то. Обрывок давнего сна.
Не обращайте внимания. Всё прошло. Да и не было ничего.
Ничего. Именно так! Так и будет. Я позабочусь об этом.
Я открыл глаза. Встал. Подошёл к дивану.
Свет уличных фонарей едва доставал до нашего окна. Но и в этом свете, слабом, едва проникающем сквозь оконное стекло, я мог разглядеть её. Леночку, мою Леночку. В последний раз я смотрел на неё. Старался запомнить каждую черту её лица. Каждую чёрточку. То, что я ласкал когда-то. Целовал. Нежно гладил ладонью.