В эту минуту звонит телефон. Они устремляются к нему. Короткая борьба.
А, так ты ждала звонка, моя старушка!
Барбара. Робер, пусти меня! Пусти меня, слышишь! Я тебе запрещаю отвечать! Скотина! Грязная скотина!
Робер (отстраняя ее). Алло! Кого? Жоржетту? Нет, это не Жоржетта. Да нет, мсье, и не Эдме! Кто у телефона? Что вы говорите? Как? Блондин, который служит у Потэна, не сможте прийти в кино сегодня вечером? Хорошо, будет передано. (Отпустив Барбару, вешает трубку, явно смущен. Барбара разражается смехом и садится поодаль. Он злобно смотрит на жену, потом приближается к ней.) Твое поведение не делает тебе чести, Барбара, даже если ты поступаешь так ради него. Ты же знаешь, какой он неуравновешанный, Анриэтту терпеть не может… А ты вместо того, чтобы тактично помочь им помириться, как помогаем мы все, — кстати, на мой взгляд, и тебе следовало бы вмешаться, — которые доведут до отчаяния эту несчастную. Но не будем говорить о себе. Ты думаешь, твой Жорж будет счастлив, если она с ним разведется? А ты можешь себе представить, что после пяти лет жизни в такой роскоши он снова станет сдавать напрокат машины по полторы тысячи франков в месяц, включая стоимость бензина? Конечно, он мой друг, но все-таки… Надеюсь, ты не считаешь своего дружка талантом и непризнанным гением. Видите ли, Анриэтта недостаточно хороша для него, хотя она очаровательная женщина и любит его… А если бы пять лет назад он не заполучил ее вместе с ее миллионами, кем бы он был сейчас, этот неисправимый оболтус, с его трусостью перед жизнью, с его неизлечимой ленью? Ну, скажи, кем был бы он сейчас?
Барбара. А ты, кем будешь ты завтра, если не сможешь больше жить на его счет?
Робер. Таким же неудачником, как он, я это отлично понимаю и без тебя! Вот потому-то я и стараюсь быть тише воды, ниже травы и молчу, даже когда молчать нелегко, даже когда ты уезжаешь с ним куда-то по вечерам, а это бывает частенько. Пора бы вами обоим понять — тем более, что вы сами говорили мне об этом, — что нельзя так зло шутить с людьми, на деньги которых ты живешь… Когда презренного металла нет, вы проклинаете жизнь, а заодно и хозяев и свою зависимость от них… Уж если ты получаешь деньги из ручек мадам Анриэтты, то нечего умничать: обнимайся с мадам Анриэттой, а не с другими женщинами… И помалкивай! (Добавляет тише.) Как я.
Барбара (негромко). Ты мне противен, Робер.
Робер. Да, все это не очень-то красиво, согласен с тобой. Особенно неприглядна моя роль. Ты можешь найти хоть какое-то оправдание в том, что любишь. Между тем как я… (Встает, подходит к зеркалу, поправляет прическу.) Но, в конце концов у меня же есть старая мать, живущая в провинции на ренту. Я воспитывался у отцов-иезуитов, учил латынь… Я не проходимец какой-нибудь. Понимаешь, надо время от времени напоминать себе об этом. Посмотри на папашу Жоржа: уверяю тебя, он ужасно удивится, если ты ему скажешь, что он живет на хлебах у собственного сына.
Возвращается мсье Делашом. Он курит сигару.
Мсье Делашом. Мне скучно гулять одному. Согласитесь, что такая жизнь не для человека моих лет. Но что вы тут делает, черт побери?
Робер. Захотелось подышать другим воздухом.
Мсье Делашом. Вы правы, атмосфера у нас тяжелая. (С раздражением.) Но ведь я не виноват, черт возьми, что мой сын не хочет ночевать дома! (Думая о другом.) Как по-вашему, идти мне в театр?
Робер. Это было бы довольно бестактно.
Мсье Делашом. А я так рассчитывал повеселиться сегодня вечером! Я обожаю балет! Особенно «Коппелию»… (Напевает.) Тра-ла-ла-ла, тра-ла-ла-ла, ла-ла… (Со вздохом.) Все еще никаких вестей, конечно?
Робер. Никаких.
Мсье Делашом. Я просто не понимаю, что этому скоту нужно? Его жена очаровательна. Немного вспыльчива, может быть, немного ревнива… Но все-таки очаровательна. Как по-вашему?
Робер. Очаровательна. Удалось отнять у нее револьвер с перламутровой рукояткой?
Мсье Делашом. Это поручено Эдме. Не знаю, в мое время, конечно, тоже изменяли женам, но делали это как-то более ловко… И, право же, от этого никому не было хуже! Как по-вашему?
Барбара. Не знаю.
Мсье Делашом. Я не говорю, что мой сын непременно должен изменять Анриэтте. Я далек от такой мысли. Но не понимаю, откуда у вас, у молодого поколения столько грубости, жестокости? Вы говорите, что не любите неопределенности в отношениях, и мы думаем: «Хорошо. Они предпочитают во все вносить ясность… Значит, они будут вести себя совсем иначе, чем мы… Ничего подбного» Вы такие же люди, как мы, и попадаете в такие же банальные, избитые положения. Разница в том, что вы без стыда поворачиваетесь ко всему миру задом и воображаете, будто этим вносите ясность в отношения! (Встает, возмущенно.) Но я предпочитаю былых лицемеров. В конце концов, они причиняли меньше вреда. Как по-вашему?