– Да, конечно. Мальчишками мы часто ходили смотреть, как копают шахты.
Она улыбнулась:
– Вы с Эриком?
– Да, – сказал я.
– Тогда вы, в общем, понимаете, что длительное полицейское расследование на территории школы, связанное со столькими трудностями и неудобствами, может в итоге привести к тому, что ваша находка окажется чьими-то древними останками, никак не связанными с исчезновением Конрада.
– Но ведь вам-то самой так не кажется? – сказал я.
Она пожала плечами:
– Да, пожалуй. Но это вполне возможно. А если мы действительно известим полицию, то они будут обязаны потянуть за каждую возможную ниточку, включая и те, что способны нанести репутации школы еще больший ущерб.
– Ну что ж, нам и раньше доводилось переживать сильные штормы, – сказал я. – И последние два года это доказывают.
– Только события последних двух лет школе слишком дорого обошлись, – возразила она. – И прошлогодняя история – особенно потеря нового директора в самый критический момент – стала последней соломинкой. Родителям нужны гарантии. Они хотят быть уверены, что все наши прежние злоключения закончились. И закончились навсегда. Родители стремились к радикальным переменам – к появлению в школе девочек, к строительству новых школьных зданий, к замене старых, отработавших свое, преподавателей новыми.
– Ну, это все ваши идеи! – язвительно заметил я.
Она снова улыбнулась:
– Ох, Рой! Вы же прекрасно понимаете, что тут нет ничего личного. Как прекрасно – ничуть не хуже меня – понимаете и то, что родители отдают в нашу школу своих детей вовсе не для того, чтобы они здесь выучили латынь. Они посылают их сюда ради собственного спокойствия. И ради новых возможностей для них. Ради таких приятных вещей, как, например, занятия спортом, заграничные поездки, участие в работе собственного театрального клуба…
– В общем, «Прогресс через традиции», – процитировал я новый школьный лозунг.
– По-моему, некоторые традиции лучше было бы навсегда оставить в прошлом, – сказала она. – В общем, если где-нибудь все же просочится хотя бы словечко о том, что на территории школы найдены человеческие останки, то все, что я уже успела сделать, дабы дистанцироваться от прискорбных событий прошлого, поглотит новая мощная волна скандалов и спекуляций.
– Если вы просите меня солгать моим мальчикам…
– Ох, да перестаньте важничать, Рой! Неужели вы никогда ничего от ваших мальчиков не скрывали? Неужели рассказали им, что ваш друг Эрик Скунс был педофилом?
Ну, вот она и до этого добралась, сказал я себе. А ведь меня чуть не обманул ее спокойный голос и этот легкий намек на уязвимость. Зря я надеялся. Ла Бакфаст сделана из закаленной стали, весьма хитроумно укрытой нежным мехом ягненка.
– А я и сам до конца не уверен, что он им действительно был, – сказал я. – И вообще, я только в прошлом году…
– Однако вы с ним дружили с раннего детства. И если эта история получит огласку, неужели хоть кто-то поверит, Рой, что вы действительно ничего не знали?
Где-то на уровне третьей пуговицы жилета у меня опять возникло уже знакомое неприятное стеснение в груди. Прошлое – это злой волшебник, букет за букетом извлекающий из своей шляпы фокусника отравленные цветы. Но что же все-таки Ла Бакфаст пытается мне сказать? Неужели она полагает, что Эрик Скунс мог быть виновен в смерти Конрада Прайса? А значит, и я – просто по ассоциации – могу оказаться под подозрением?
– Имейте терпение, Рой, – между тем продолжала она, – и просто позвольте мне рассказать вам эту историю до конца. А если и после этого вы все же сочтете нужным сообщить о вашей находке властям… – она пожала плечами, – что ж, я ваше мнение уважу. Но подождите; пусть сперва у вас будет достаточно фактов. И, разумеется, – она мимолетно, одними губами, мне улыбнулась, – если вы все же вознамеритесь принять решение в одностороннем порядке, то вряд ли я впредь смогу считать вас человеком, достойным моего доверия.
Интересно, как ей это удается? Просто гипноз какой-то! Она даже голоса не повышает, и все же в ней чувствуется некий непоколебимый авторитет. Даже я, привыкший к традиционному типу директора школы – мужчине в докторской мантии с грубовато-ободряющей, несколько нагловатой, а то и откровенно наглой манерой поведения, – был вынужден с изумлением признать, что именно ей удалось до такой степени и совершенно неожиданно парализовать мою волю.