Хотя, может быть, местным обитателям наоборот нравилось блуждать по этим бесконечным запутанным коридорам? На поверхность выбраться невозможно, каждый день одни и те же люди, надоевшие до оскомины рабочие кабинеты и небольшие жилые помещения. Чем не развлечение – пропустить свой поворот и блуждать по этажу в поиске правильной дороги. А если еще и на каждом уровне пропускать свой поворот... Странные люди придумали это место. Да еще и построили.
Наверное, я бы никогда и не узнал об этом лабиринте, если бы не возникло желание объединиться в поисках непонятно чего с Хантом. Но вдвоем, по крайней мере, веселее. Хотя, судя по тому, как часто появляются в этих местах из ниоткуда разные люди, бродить в такой компании мы долго не будем. Еще кто встретится за очередным поворотом...
Следующий коридор, обязательная остановка у каждой двери, попытка открыть ее и заглянуть: вдруг лестница. Повторяя на автомате ставший привычным за последние пару часов алгоритм, я мыслями вернулся к тому разговору, итогом которого и стал дальнейший путь.
– Скажите, а чем вы здесь занимаетесь? – озадачил собеседника простым, на первый взгляд, вопросом.
– Отдыхаю, – лениво отозвался Хант, – а если взглянуть шире, то пытаюсь отыскать дух станции.
– А почему не сердце, почки или печень? – спросил насмешливо.
– В этом нет ничего интересного. Обычные установки с очень большим запасом прочности говорят всего лишь о тщательном подходе создателей, а не о чем‑то исключительном и загадочном.
– Разве дух – не эфемерное понятие?
– Нет, – отозвался Хант, выпрямившись и направив свой взгляд на меня, продолжил, – как вы понимаете, научно‑исследовательская станция создается с одной конкретной целью: познавать. Это может быть что угодно: новый вид энергии, технология, глубочайшее изучение тайн вселенной или микрокосмоса. Любая деятельность человека, тем более в таких масштабах, ведет к четко поставленной цели. Значит, где‑то здесь есть что‑то очень ценное.
– Это место давно заброшено, может даже тысячи лет назад, и, как вы упомянули, все так хорошо сохранилось именно из‑за надежной системы жизнеобеспечения. Но это же никак не гарантирует того, что здесь были разгаданы тайны мироздания, – возражаю с сомнением.
– Естественно, – откинулся на спинку Хант, – но попробовать стоит.
Вот же эти ученые, нет, чтобы как бравый пилот, выполнить поставленную задачу и не грузиться, все ищут и ищут...
– А вы откуда?
– НИИ.
Ричард не стал уточнять название, но и так понятно – Вейра. Что это вообще за такой институт, посылает толпы ученых в такое место, а потом еще и не признается в этом.
– А я пилот кипера.
– И что вы тут делаете? – безразличным тоном поинтересовался собеседник.
– Э‑э... хожу.
– Ходите? – в голосе Ханта появились нотки интереса.
– Я пилот, а эта профессия не способствует ежедневным прогулкам, в то время как ходьба очень полезна для всего организма. Вот пока есть свободная минутка – и брожу. Интересное место, есть на что поглазеть, и нет скукоты, – стыдно признаваться, что сначала потерял целую экспедицию, теперь еще и второй пилот затерялся в глубинах Лабиринта...
Ричард покивал, показав глубокую веру в мои слова, но при этом отвернулся, видимо, чтобы скрыть иронию на лице. С другой стороны, а что он хотел услышать в ответ на: "ищу дух станции"?
Повисла тишина. Странно, но спать совершенно не хочется, и я, бездумно уставившись в окно, ощутил странное беспокойство. Буйная круговерть атмосферы Черной Звезды непонятным образом вызывает стойкое ощущение настороженности, тогда как станция навевает спокойствие и расслабленность. Такое впечатление, что или станция не на своем месте, или изначально было создано такое противопоставление: буйная атмосфера снаружи и внутреннее спокойствие. И только сейчас я понял, что после Лабиринта в этом месте постоянно витает легкое чувство тревоги – искусственные стены и потолок видимо не могут задержать негативные посулы Черной Звезды...
Стойкое желание нарушить звенящую тишину вылилось в вопрос:
– Куда путь держите?
– Вниз, – отозвался Хант.
– Почему?
– Все научно‑исследовательские станции строились по одним четким правилам. Важные или секретные лаборатории располагали как можно глубже – во избежание, так сказать, выхода опытов из‑под контроля.
– А терминал, места для отдыха и развлечений на поверхности?
Хант хмыкнул:
– Секретные лаборатории строили так, чтобы их невозможно было обнаружить. Терминала, мест для отдыха и подобной ерунды там просто не было.
– Тогда здесь не может быть ничего интересного, – сделал очевидный вывод.
– Не совсем так, – спокойно ответил собеседник и выудил из кармана плоскую коробку, со щелчком ее открыл: внутри оказались непривычного вида сигареты. Осторожно выудив одну, прикурил от небольшой, но, похоже, металлической зажигалки, и, выдохнув дым, продолжил:
– Вы, я полагаю, побывали в ангаре. Там множество мелких кораблей, довольно таки древней конструкции. Маломощные источники энергии, небольшой запас хода и совершенно смешная грузоподъемность. Куда на таком корыте можно долететь? А в другом направлении вы пока не успели побывать, потому и ваши впечатления неполные. А значит и выводы – ошибочные.
– Там закрыто.
– Центральный проход закрыт, и как его открыть – загадка та еще. Но можно по техническим коридорам спокойно пройти.
– И вы там уже побывали.
– Совершенно верно.
– И что там? – спросил с интересом.
– Секционный ангар.
Не удивительно. Я и так с самого начала подумал, что там может быть посадочная площадка для пассажирских лайнеров. Так что... Хотя, что значит "секционный"?
– Секционный?
– Незнакомо? – хмыкнул Хант. – Это просто не ангар в привычном понимании, а несколько коридоров: технических, пассажирских, грузовых, к месту посадки большого и тяжелого корабля. Очень большого.
– И как это может сказаться на неправильной оценке назначения станции?
Стало появляться стойкое желание кашлянуть. Неприятный привкус у сигарет Ханта, нет ни приятных лесных или фруктовых запахов, такое впечатление, что в его сигаретах сплошная сухая трава с целым сонмом различной химии. Гадость, одним словом. Как он умудряется впускать такую отраву в свой организм намеренно, когда даже остаточный дым вызывает внутренние протестующие позывы?
– Там стоит корабль, что очень странно, – задумчиво начал собеседник, – и его модификация тоже вызывает немало вопросов. По крайней мере, у меня создалось впечатление, что это самый настоящий колонизационный ковчег.
– Вы шутите?! – я резко выпрямился, уж очень ошеломляющая новость.
– Мы можем прогуляться к нему, дорогу я знаю, посмотрите сами.
Разве возможно отказаться от такого предложения?
– Идемте, – предложил Хант, поднимаясь из кресла.
Эх... так хорошо сидели, и снова топать по этим бесконечным коридорам... Но любопытство одержало безоговорочную победу, и я, отогнав желание о времяпровождении в удобном кресле, поднялся, закинул на плечо рюкзак и двинулся следом за Хантом.
Спустившись по лестнице и пройдя в холл, нырнули в непримечательную дверцу с запрещающими знаками. Сразу стало и без всяких надписей понятно, что это технический коридор: полумрак, теснота, обилие каких‑то маленьких дверец то на уровне ботинок, то под потолком, целая связка труб над головой, обшарпанные стены и непонятные разноцветные полосы в самых неожиданных местах.
– Занятное местечко, – поделился впечатлениями с Хантом.
– Три поворота и попадем в общий коридор уже за шлюзом.
– Какой смысл в бронированном шлюзе, если его можно с легкостью обойти по техническому коридору? – удивляюсь странной логике строителей станции.
– Резонное замечание, – ответил Хант, переступив через толстенную трубу, пронизывающую проход. Похоже, тут еще следует внимательно и под ноги смотреть, а то можно близко познакомиться с очень приветливым металлическим полом.