17 июля Винклер и Макриди снова прибыли в конак Циа Бея — на сей раз как старые знакомые.
«Мы поддерживали с Беем дружеские отношения — он обращался к нам с просьбами, начиная от бутылки хорошего коньяка и кончая помощью при временных денежных затруднениях. За это и он со своей стороны оказывал нам услуги. Благодаря его авторитетному воздействию удалось легко уладить забастовку рабочих — небольшие дружеские услуги на Востоке вполне окупаются!»
Исследователи разбили свою рабочую палатку у подножия крепостного холма (Бююккале). Болезненный Винклер страдал от жары и от плохой еды, приготовляемой ему болгарским поваром (которого наняли, по-тому что он немного говорил по-немецки). Ученый сидел на корточках в шалаше, с платком на шее, в шляпе, в перчатках и, страдальчески морщась, списывал тексты с непрерывно доставляемых ему глиняных табличек.
Тот факт, что Винклер, ведя раскопки, имел возможность тут же на месте извлекать научные сведения из своих находок, был совершенно необычным обстоятельством. Во-первых, археологи лишь в редких случаях являются и филологами. Во-вторых, случилось так, что здесь, в Богазкёе, впервые оказалось возможным прочесть значительную часть политической корреспонденции еще неизвестного народа в момент ее открытия!
Дело в том, что хетты Богазкёя составили часть своих важных документов и писем на общепринятом дипломатическом языке тогдашнего Востока, на аккадском (давно известном исследователям). Для записей они пользовались не менее распространенными письменами, а именно — вавилоно-ассирийской клинописью (уже расшифрованной).
В один прекрасный день Винклеру попала в руки именно такая табличка, которую он расшифровал и которая его, этого больного и угрюмого человека, впервые заставила заговорить в совершенно ином тоне. Что-бы понять, какой текст мог поразить такого человека, как Винклер, надо вспомнить следующее: в числе памятников и надписей, давших ученым первые представления о народе «хатти» (или «хета») еще до того, как были начаты систематические раскопки, имелись также египетские иероглифические надписи, например надпись на стене храма Карнака. Она сообщала о договоре между великим Рамсесом и царем хеттов Хаттусилисисом III (в то время читали Хатазар, Винклер пишет Хаттусилисис). В древнем мире, как и теперь, договоры (вставлялись почти всегда на языках всех участвующих и договоре стран. Но трудно было ожидать, что спустя три тысячи сто лет удастся найти длинное письменное сообщение об этом договоре, причем высеченное не на камне, как в Египте, а на ломких глиняных табачках, у другого участника договора, на расстоянии двух тысяч километров от каменной надписи.
Однако случилось именно так!
Тем самым эта находка вошла в число тех археологических открытий, которые граничат с чудом, как открытие Шлиманном Трои на основании сообщений Гомера, находка Лайардом «Нимруда». Но больше всего это происшествие своей неправдоподобностью сходно с успехом Георга Смита, который в начале семидесятых годов отправился из Лондона в Ниневию, чтобы найти несколько недостающих глиняных табличек для пополнения Гильгамешского эпоса, — и нашел их. Теперь понятно, что Винклер, далекий от сантиментов и больной человек, внезапно проявил в своих записях такую экзальтацию. «20 августа, примерно после двадцатого дня раскопок, пролом, проложенный в гальке горного склона, достиг первой стены. Под ней была обнаружена хорошо сохранившаяся табличка, одним своим внешним видом производившая многообещающее впечатление. Только взглянув на нее, я понял, что все, что мною сделано в жизни до сих пор, — ничто. Здесь был текст, увидеть который можно было только мечтать. Рамсес писал Хаттусилису об их двустороннем договоре. Правда, за последние дни было найдено много обломков табличек, в которых шла речь о договоре между обеими странами. Однако вновь найденная табличка удостоверила, что знаменитый договор, известный по иероглифической надписи на стене храма Карнака, действительно получил свое толкование и от другого участника договора. Рамсес, наделенный точно теми же титулами и происхождением, что и в тексте договора, высеченного на скале, пишет Хаттусилису, обозначенному так же, и содержание письма дословно совпадает с параграфами договора».
Далее Винклер сообщает: «Именно у меня чтение этого документа должно было вызвать своеобразные чувства. Восемнадцать лет прошло с тех пор, как я в музее в Булаке ознакомился с письмом царю Арцавы из Эль-Амарны и в Берлине изучил язык митанни. Исследуя факты, открытые благодаря находке в Эль-Амарне, я тогда высказал предположение, что договор с Рамсесом также, по-видимому, первоначально мог быть составлен в клинописи. И теперь я держал в руках одно из писем, написанных по этому поводу, в прекрасной клинописи и на хорошем вавилонском языке!»