Курт Биттель, преемник Векслера в раскопках Богазкёя, в своей таблице хеттских царей еще в 1937 году оставил для этих двухсот лет (примерно 1600–1100 годы) пустое место.
Альбрехт Гётце, один из наиболее заслуженных хеттологов, также заинтересовался этим пробелом и собирался его быстро заполнить. «Пока, — говорил он, — следует лишь иметь в виду, что я хочу этот период связать с расцветом могущества Хурритов в царстве Митанни». «Только к 1430 году, — продолжал Гётце, — вновь появляются отдельные источники — после периода провинциальной незначительности».
Возможно ли это?
Провинциальная незначительность на протяжении двухсот лет в условиях непрерывного развития великой империи?
Сегодня, когда уже открыта тайна этих двухсот лет, было бы упрощением сказать, что эта разгадка далась легко. Все же остается неясным, как могло случиться, что никому не пришло в голову подвергнуть критике разработанную к тому времени хронологию Передней Азии? Хотя бы на один момент предположить, что двести лет внезапного пробела в истории невозможны, что, может быть, просто неверны разработанные к этому времени даты?
Глава 8
Наука об исторических датах
Совокупность сведений об отце, деде и прадеде, иначе говоря, данных о смене поколений, — самое естественное, но и наиболее примитивное летосчисление. Такое летосчисление характерно для первобытных народов, и оно подтверждается воспоминаниями о явлениях природы. Еще сегодня, можно услышать: «в год голодной зимы…» или «в год большого наводнения…»
Если народ уже на ранней стадии своего развития применяет точные методы исчисления времени, то это в большинстве случаев признак начала становления высокой культуры. Эгон Фриделль, книги которого по истории культуры, совершенно ненаучные, имели все же большое значение для развития науки, писал: «Создание хронологии является его (человека. — К. К.) страстным желанием, вечной мечтой. Ибо, если нам удалось создать схему времени, сделать это измеримым! и поддающимся исчислению, мы тем самым создаем себе иллюзию, что время нам подвластно, что оно принадлежит нам».
Внимательное наблюдение за событиями, знаменующими смену времен года, чаще всего является исходным моментом для установления точного астрономического летосчисления, а иногда приобретает для народа жизненно важное значение. В культуре народа майя Центральной Америки установление больших годовых циклон привело к такой власти календаря, вследствие которой вся жизнь народа была подчинена астрономическим явлениям.
Греческая культура, которую мы считаем высшей среди древних культур, не знала точного летосчисления (не считая олимпиад). Для нее характерно полное отсутствие последовательной регистрации дат и беспорядочное смешение исторических событий и личностей, как мы это встречаем у Геродота, которого тем не менее называют «отцом истории».
Если Освальд Шпенглер говорит: «Мы, люди западноевропейской культуры, с присущим нам чувством истории, являемся исключением, а не правилом: всемирная история — это наше представление о мире, а не представление человечества», то это звучит слишком обобщенно, но все же верно, поскольку даже, например, высокоразвитые астрономические методы летосчисления древних вавилонян никогда не служили историческим целям, т. е. не породили точной, снабженной датами исторической науки.
Для молодого ученого, который впервые начинает изучать древнюю историю, вскоре наступает день, когда его охватывает благоговейный трепет при виде того, с какой уверенностью современные историки датирую события, происшедшие тысячелетия назад.
Но продолжая исследование, молодой ученый неизбежно замечает, что представшая перед ним историческая хронология рисует искаженную картину древнего мира, и он начинает подвергать сомнению каждую дату.
Так, в результате примерно ста лет исследования первую династическую дату истории Египта (объединение Египта царем Менесом, которое рассматривали как подлинное начало истории царства фараонов) перенесли с 5867 года до н. э. на 2900 год до н. э. Да и ату дату нельзя считать установленной абсолютно правильно. Разве факт, который заставил здесь говорить о хронологии — два отсутствующих столетия, — не может подорвать всякое доверие к истории, основанной на датах? Однако при достижении дальнейшей ступени познания наше уважение к деятельности следопытов истории восстанавливается. Мы убеждаемся, что исследователи очень точно различают «достоверные» и «предполагаемые» даты, и узнаем, что в настоящее время в хронологическом остове древней истории по крайней мере ее хребет восстановлен, по-видимому, почти «достоверно».