Кулулу 12:
Однако все то, что они предполагают относительно этого царя, основывалось на ошибочных предположениях. Царя Анека, или Инака, никогда не существовало.
Тем не менее в местоимении «нк» действительно содержалась настоящая проблема. Однако Фридрих уже решил ее в своем первом переводе. Он сделал это в подстрочном примечании, и остальные переводчики, за исключением Барнетта, Левеена и Мосса, пришли к такому же заключению.
«Автор надписи, — пишет Фридрих, — имел свойственное носителям варварских языков обыкновение связывать, "нк" — "я" с третьим лицом единственного числа мужского рода прошедшего времени (вместо первого лица единственного числа)».
Так из жаргона древнего писца спустя две тысячи семьсот лет появился новый царь, но он умер так же быстро, как и родился.
В период становления молодой науки такие ошибки неизбежны. Они могут оказаться опасными, приостановив на долгое время дальнейшее развитие науки. Так случилось, когда Йенсен вычитал в иероглифической хеттской надписи имя «Сиеннезис» и настолько остроумно обосновал это толкование, что его переняли все остальные исследователи. В действительности, как доказал Боссерт, это имя следует читать Црапалаус, по-ассирийски — Урбалла.
Однако могут быть и безобидные промахи, как появление у Барнетта царя Анека. Здесь ошибка была устранена сразу же после опубликования работ других исследователей.
Во всяком случае после прочтения финикийских текстов наступила пора использовать билингву, т. е. приступить к окончательной дешифровке хеттских иероглифов путем сравнения слов-иероглифов с финикийским текстом.
Звучит это просто, но сделать было значительно труднее, чем думали в пылу первых восторгов. Мало того, оказалось невозможным даже доказать, что это на самом деле билингва.
Дело в том, что имелись три финикийские надписи, сопровождавшиеся двумя хеттскими иероглифическими текстами. Этими надписями настолько бессистемно были покрыты ворота и здания, что невозможно было найти начало хеттских иероглифических текстов. Надписи часто перескакивали с камня на камень, а исследователи обладали еще слишком незначительным запасом слов (они, например, знали только один глагол «делать»), чтобы установить идентичность содержания надписей.
Вероятность того, что налицо настоящая билингва, сильно возросла бы, если бы, например, в хеттских иероглифах можно было обнаружить хотя бы имя Азитаванда.
Когда дело обстояло таким образом, одному из учеников Боссерта дважды необычайно повезло… во сне найти верное решение вопроса.
Франц Штайнгерр — не профессионал.
Штайнгерр родился в 1902 году в Германии, в Ландсгуте у Нюрнберга, и начал свою карьеру, имея лишь посредственное школьное образование, учеником бухгалтера. Затем он был корреспондентом судоходной компании, банка, фирмы по производству искусственного шелка, строительной фирмы (представителем которой он впервые посетил Стамбул) и благодаря совершенно необыкновенному знанию языков взял на себя разнообразное представительство. Одна из первых его статей, опубликованная без ведома его работодателей, — называлась «О народном и воровском жаргоне Стамбула».
В пятнадцать лет Штайнгерр изучил турецкий, в семнадцать — арабский, в восемнадцать — японский, в девятнадцать — русский языки. В одной беседе он сказал: «С увеличением числа изученных языков приобретаешь известную технику к изучению последующих». Нечего и говорить, что он свободно владел французским и английским. Когда во время случайной встречи в 1939 году Боссерт посоветовал Штайнгерру применить его выдающиеся способности к языкам к изучению древнего мира, ему понадобилось изучить также латынь и греческий. Но, чтобы стать настоящим студентом, он, согласно университетским правилам, вынужден был в тридцать семь лет сдать экзамен на аттестат зрелости. Он ежедневно брал два урока по математике и покончил с ней за два месяца. Затем наверстал все остальное и поехал в Мюнхен, в свою старую школу, для сдачи экзамена. И сдал его блестяще. Вернувшись, Штайнгерр записался студентом к Боссерту, который, идя навстречу этому необыкновенному студенту, назначил свой специальный лекционный курс.
Так Франц Штайнгерр, бывший в то время коммерческим директором и бухгалтером немецкой больницы в Стамбуле, мимоходом у Боссерта получил звание «доктора философии» и был приглашен в качестве гостя принять участие в экспедиции 1947 года на Карателе.