Клавдия откинулась, удовлетворённая, на подушки. Степан Стрюцкий принялся хватать за локоть руку, держащую смартфон:
– Барышня… а, барышня?! А для чего снимаете-то?! А? Где потом посмотреть-то можно будет?
– Да что вы меня трогаете?! Какой вы грубый! Между прочим, я – популярная влогерша!
Степан Стрюцкий приложил ладонь к груди:
– Да вы что?!
– Да! Я снимаю видео для собственного канала… У меня шестьдесят пять тысяч подписчиков! И вы все тоже подписывайтесь! Кому интересно, я дам ссылочку!
Степан Стрюцкий осушил свой бокал и спросил:
– А чего снимаете?
– Как «чего»? Жизнь свою!
Субтильный мужчина в коричневом жилете и клетчатых брюках мечтательно проговорил:
– Как же я вам завидую! Какая у вас, должно быть, фантастическая жизнь, коль скоро она достойна, так сказать, мигания пикселя…
– Да уж поди поинтереснее вашей будет… Сами-то кто?!
Субтильный мужчина чуть привстал из кресла, кланяясь:
– Да… почти что никто… А хотелось бы быть… поэтом. Но… меня никто не печатает… Никудышный я, наверное, поэт… Впрочем, не важно… Я – Савелий… К вашим услугам…
Степан Стрюцкий оживился:
– Ой, как интересно… как интересно… И куда же вы путь держите?
– Никуда… Решил развеяться, – поэт задумчиво пригладил волосы. – Знаете, в какой-то момент мне стало казаться, что в Москве я постепенно схожу с ума…
– Ой, а вы из Москвы, да?
– Да…
– Ну и как в Москве живётся?
– Хуже, чем в Питере. Москва какой-то уж совсем бутафорской стала, без лирики, без поэзии… Хотя, думаю, что это мне одному только везде плохо… А всем остальным везде хорошо…
Мужчина с роскошными чернявыми усами сказал:
– Гроші у Москві хороші, а народ – поганий!2
Степан Стрюцкий подался вперёд, пытаясь разглядеть говорившего:
– Простите?
Влогерша затрясла смартфоном перед лицом поэта и захлопала в ладоши:
– Ой, пожалуйста-пожалуйста… Почитайте нам что-нибудь!
– Извините… извините… Я… я… Я стесняюсь… Я… извините… – принялся краснеть поэт.
– Ах, ну зачем же кокетничать, – пожурил его Степан Стрюцкий.
Пассажиры закивали, захлопали, задрожали льдинками в бокалах. Мужчина с роскошными чернявыми усами встал и направился к двери, бормоча:
– Який же нісенітницею ми всі зайняті… Який нісенітницею!..3
Степан Стрюцкий крикнул ему в спину:
– Куда же вы? Мы же с вами ещё не познакомились!..
Мужчина обернулся:
– Мене звати Андрій Скляренко, приємно познайомитися! – он помолчал, почесал щёку. – Ви тут вечори вечеряєте, кришталем дзвените, ледве чи вірші не читаєте… А там мужики вмирали… Наші і ваші! Жінки і діти… Вже не пам’ятаєте? Як все нерозумно… Як все безглуздо… Як нам тепер в очі один одному дивитися? Що ж нам тепер робити між собою? – он снова помолчал. – А зараз я піду… Втомився я… На добраніч!..4
Андрій Скляренко кивнул и вышел из лаунж-бара. Степан Стрюцкий снова попытался осушить свой бокал, но тот был пуст. Вокруг зашептались, заудивлялись, закашляли. Поэт, обескураженный, свалился в своё кресло и пробормотал:
– Это он про войну что ли? Я просто… не всё понял… Но… но он же прав… по сути… Я же и сам всё знаю!.. Я же и сам про эту войну писал!.. Но что ж теперь… Что ж теперь нам делать? Совсем не жить что ли?!
4
Меня зовут Андрей Скляренко, приятно познакомиться! Вы здесь вечера проводите, хрусталем звените, чуть ли стихи не читаете… А там мужики умирали… Наши и ваши! Женщины и дети… Уже не помните? Как всё глупо… как всё глупо… как нам теперь в глаза друг другу смотреть? Что же нам теперь делать между собой? А сейчас я пойду… Устал я… Спокойной ночи!..