— Когда ты вернешься на родину, не забудь вспомнить меня, которой ты обязан спасением.
Ответил ей Одиссей:
— О, Навсикая, если мне суждено снова увидеть отчизну, я буду помнить тебя всю свою жизнь и чтить, как богиню, ведь жизнью я обязан тебе!
На вечернем пиру сидел Одиссей рядом с царем Алкиноем, и слушали гости певца Демодока и пили вино.
Отрезал Одиссей лучшую часть мяса дикого вепря, что лежало у него на тарелке, и, подозвав глашатая, молвил:
— Отнеси эту лучшую часть певцу Демодоку, я этим хотел бы его почтить; всем людям на свете милы певцы, их научила пению Муза, которая любит благородное племя певцов.
Демодок с благодарностью принял почетный дар знатного гостя, и когда все насытились пищей, Одиссей обратился к нему:
— Тебя, Демодок, я ставлю выше всех людей. Ты удивительно верно поешь о походе ахеян на Трою, о том, что совершили они и какие беды они испытали. Можно подумать, что ты сам был участник сражений или свидетель боев. Спой же нам песню о деревянном коне, которого построил Эпей, и о том, как вел Одиссей воинов в город.
Запел Демодок, и все слушали его с великим вниманием; Одиссей был растроган, и у него на глазах показались слезы. Только один Алкиной, сидевший с ним рядом, заметил слезы его и тяжелые вздохи; он попросил умолкнуть певца и спросил Одиссея:
— Странник, скажи нам, как твое имя? Откуда ты родом? Нам надо об этом знать, чтоб на родину тебя отвезти. Скажи только название страны, и наши быстроходные корабли перенесут тебя через море и благополучно доставят туда, куда ты укажешь. Расскажи нам, где ты скитался, в каких городах и странах ты побывал, каких видел людей и почему ты плачешь, слушая песнь о походе на Трою?
Ответил ему Одиссей:
— Мне радостно слушать песнь Демодока; нет ничего отрадней, как слушать прекрасную песнь на пиру и сидеть за столом, уставленным богатой едой и чашами с душистым вином. Ты хочешь узнать мое имя? Я — Одиссей, сын Лаэрта. Моя родина — светлая Итака с лесистой горой Нерионом, что видна далеко с моря. Она со всех сторон омывается морем, это остров скалистый, но он кормит отважных людей. Я не знаю страны прекрасней Итаки. Напрасно Калипсо и Цирцея хотели, чтобы я позабыл о родимой Итаке, — так ответил ему Одиссей и начал рассказывать долгую и чудную повесть о скитаниях своих, начиная от самого отплытия из разрушенной Трои и до прибытия на берег гостеприимной Феакии.
Жадно слушали все в изумлении целую ночь чудесный рассказ Одиссея, и только когда начинало светать, гости разошлись по домам.
Отплытие Одиссея в Итаку
Отнесли на утро феакийцы свои подарки на корабль и дали Одиссею еще золотые сосуды, котлы и треножники; укладывал их на корабль сам царь Алкиной.
Послушав его совета, Одиссей отложил свой отъезд до вечера, и все снова собрались на пир в царском доме и пробыли там до вечера. Во время пира Одиссей часто посматривал на солнце, ожидая с таким же нетерпением вечера, как усталый пахарь, весь день ходивший за плугом по полю.
Когда солнце стало уже спускаться на море, Одиссей обратился к Арете, Алкиною и феакийским старейшинам:
— Теперь я прошу снарядить меня в путь. Все готово к отплытию, мне время уже домой возвращаться. Будьте счастливы все, и пусть не коснется вас горе!
Наполнил виночерпий кратеры и чаши розовым сладким вином и подал гостям их. Встал Одиссей и поднес чашу Арете:
— Счастлива будь, царица Арета, — сказал он, — и живи, пока старость и смерть не придут в назначенное для каждого время.
Дружески попрощавшись со всеми, Одиссей вышел из царского дома и направился к кораблю.
Провожал Одиссея глашатай, а три служанки царицы Ареты несли большой ларец с подарками, запас еды и вина на дорогу. Гребцы уложили все это на корабль, затем разостлали на палубе широкий мягкий ковер, и молча взошел Одиссей на корабль и лег на ковре. Гребцы, отвязав корабль от причального камня, дружно взялись за весла; вскоре крепко уснул Одиссей, забыв все страдания и беды, а корабль быстро мчался по морю, точно по полю четверка коней, непрестанно гонимых бичом, что касаются еле земли, — так несся корабль, рассекая темные воды, подгоняемый сильной волной, по шумному морю, вперед к берегам родимой Итаки; и быстрый сокол в пути его не догнал бы.
Спал Одиссей беззаботным сном всю дорогу, пока на востоке не встала звезда, предвестница утра.
Но вот путь свой окончив, корабль достиг, наконец, берегов Итаки и вошел в спокойный залив, посвященный старцу морскому Форку; залив окружен был отрогами гор, что спускались зубчатыми скалами в море. На самой вершине залива росла священная олива, а рядом был грот, посвященный прекрасным наядам; много в том гроте было чаш и больших кувшинов, в которых гнездились пчелы; стояли там длинные каменные столы, за которыми, сидя, ткали пурпурные ткани наяды; там родник протекал светлой студеной воды. В гроте было два входа, — один, обращенный на север, для людей, а другой, обращенный на юг, был открыт для бессмертных; и к этому входу направили гребцы свой корабль, и он врезался в берег. Осторожно перенесли феакийцы спящего Одиссея на ковре на песчаный берег и положили по внушению Афины драгоценный ларец и подарки у тенистой оливы, от дороги подальше, чтоб никто их не похитил.
Затем феакийские гребцы сели снова на корабль и пустились в обратный путь.
Но разгневался Посейдон на феакийцев за то, что они помогли Одиссею вернуться в Итаку, и обратил их корабль, когда он уже подплывал к Схерии, в скалу, и ударом руки он прижал ее к дну морскому, — и окаменевший корабль заградил, подобно скале, вход в феакийскую пристань.
Изумились собравшиеся на берегу феакийцы, видя, что корабль не движется дальше. И воскликнул царь Алкиной:
— Горе нам! Должно быть, разгневался на нас Посейдон, — и принесли тогда феакийцы большую жертву морскому богу.
Проснулся Одиссей от глубокого сна, кругом огляделся и не узнал своей родины, — так долго он не видел ее; все было покрыто густым туманом, и во мгле не мог он узнать, где находится родной его дом. Все показалось Одиссею вчуже; он не узнавал ни залива между утесами, ни гор, ни деревьев, ни дорог. Он встал, оглянулся вокруг и в печали, волнуясь, воскликнул:
— Горе мне! Горе! В какую страну я попал? Какие живут здесь люди? Куда мне идти? Зачем я не остался у феакийцев? Но и они меня обманули, обещав доставить в Итаку, а бросили на неведомый берег! — и он пошел осмотреть окрестности.
Глядя на туманное море, грустный бродил Одиссей по его берегам. У тенистой оливы он увидел свои богатства.
Вдруг к нему подошла Афина, приняв вид молодого пастуха, держащего копье в руке. Обрадовался Одиссей, увидев юношу, и спросил его, в какую страну он попал.
Ответил ему пастух:
— Ты, чужеземец, должно быть, издалека, если не знаешь названия этой земли; она всем людям известна, и хотя сурова она и покрыта горами, но богата виноградниками и пшеницей. В ней много прекрасных пастбищ для коз и быков, много лесов и светлых источников; имя Итаки должно быть известно и в Трое.
Радостно забилось сердце у Одиссея, когда он услышал имя родной страны. Но, боясь, чтобы его не узнали, он выдал себя за жителя острова Крита и выдумал целую повесть о том, как попал он случайно в Итаку. Он рассказал, что бежал из Крита и на корабле финикиян попал в Пилос, затем в Элиду; сбившись с пути, он прибыл в Сидонию и будто оттуда явился в Итаку. Улыбнулась Афина и, обратившись в красивую девушку, погладила Одиссея нежной рукой по щеке и сказала:
— Ты по-прежнему хитрый и скрытный и рассказывать всякие вымыслы мастер, и тот, кто тебя захотел бы перехитрить, должен быть слишком хитрым и ловким. Как же ты не узнал Афины, охранявшей тебя во время всех твоих странствий? Я явилась тебе помочь, спрятать твои богатства и предупредить, какие тебя ждут бедствия дома. Смело иди им навстречу, но смотри — никому не называй своего имени, чтобы никто не знал о твоем возвращении, и никого ни о чем не расспрашивай. Спросил Одиссей: