И явилась тайно Афина и, прикоснувшись золотым жезлом к Одиссею, обратила его снова в нищего старца.
Когда Эвмей вернулся, он застал их, готовящих ужин.
Встретив Эвмея, Телемах стал его расспрашивать, что он видел и слышал в городе; вернулись ли женихи из засады или еще стерегут его по дороге.
Обо всем рассказал Телемаху честный Эвмей, что он узнал, и Телемах с легкой улыбкой посмотрел на отца, и все трое сели за стол и, поужинав, вскоре уснули.
Только вышла на небо пурпурная Эос, как Телемах проснулся и, надев золотые сандалии, взяв в руку боевое копье, собрался идти.
— Я направляюсь в город, чтоб успокоить безутешную мать, а странника я поручаю тебе, Эвмей. Отведи его в город, пусть он просит там себе подаяния, и без него у меня много забот.
Одиссей ответил, что он и сам собирался сегодня отправиться в город, и попросил позволить ему пока погреть у огня свои старые кости.
Было раннее утро, когда Телемах ушел в город. Придя в свой дом, он там женихов не застал. Поставив копье у колонны, он вошел в комнату. Няня Эвриклея, увидев его, бросилась со слезами к нему навстречу и стала его обнимать; сбежались слуги и все радостно встретили Телемаха. За ними вышла Пенелопа, и была она, как Артемида, стройна, а красотой сияла, как Афродита.
Громко рыдая, она обняла любимого сына и в слезах говорила:
— Ты ли это, мой милый сын, возвратился? Когда ты отправился в Пилос, не простившись со мной, чтоб узнать об отце, я думала, ты живым назад не вернешься. Расскажи мне все по порядку, что ты видел и слышал.
Ласково ответил ей Телемах:
— Милая мать, не печаль понапрасну меня, который спасся чудом от гибели верной. Иди в свой покой и пожелай, чтобы Зевс мне помог отомстить достойно врагам. Я же пойду на площадь, чтоб повидаться с людьми. И зайду к старику-чужеземцу, у которого хранятся подарки, полученные мной от Менелая.
Пенелопа послушалась сына и, поднявшись наверх в свой покой, надела чистые одежды, собираясь принести обильную жертву богам, если Зевс поможет сыну наказать врагов.
А Телемах, взяв копье, вышел из высокого царского дома. Афина-Паллада одарила его красотой, и люди, увидев его, все удивлялись. Собрались вокруг него все женихи, говорили ему дружеские слова, а на сердце таили замыслы злые. Телемах, отойдя от них, обратился к старым друзьям отца, к Ментору и Антифату, которые участливо стали расспрашивать о его путешествии в Пилос, и Телемах рассказал им все, что с ним было в дороге. Пришел на площадь и Пирей, в доме которого хранились подарки Менелая. Пирей попросил Телемаха их взять, но сын Одиссея ответил Пирею:
— Еще не известно, чем кончится дело. Если меня женихи убьют, они поделят между собой все наше добро, и пусть лучше подарки Менелая достанутся тебе, а не им. Если же мне удастся уничтожить врагов, тогда ты мне сам принесешь их в наш дом.
Телемах вернулся домой и рассказал Пенелопе все по порядку — о своем путешествии в Пилос, о том, как гостил он сначала у доброго Нестора, а затем отправился в Спарту; что он узнал об отце, который находится будто на острове у волшебницы Калипсо, но там нет корабля, на котором он мог бы домой вернуться. В то время, когда они беседовали между собой, женихи собрались во дворе царского дома и занялись метанием копий и дисков; но вскоре они явились по зову глашатая в пиршественный зал к обеду.
Было утро, когда Одиссей вместе с Эвмеем отправились в город, оставив пастухов с собаками сторожить свиней. На Одиссее было рубище нищего, за плечами у него висела на веревке в заплатах котомка; он опирался на толстую суковатую палку. Шли они медленно по каменистой дороге и наконец подошли к горному роднику, обложенному камнем; из его водоема граждане города брали воду; он был окружен рощей темных ольх, что росли на горе, а на вершине ее был построен небольшой храм, посвященный нимфам. Подходя к городу, они повстречали двух пастухов, — одного из них звали Мелантий; они гнали в город на пир женихам откормленных коз. Увидев Эвмея, идущего с нищим старцем, Мелантий начал их задевать и над ними смеяться:
— Эй ты, свинопас, куда идешь с этим нищим бродягой? Он, пожалуй, из тех, что, стоя в дверях, свои грязные спины о притолоку чешут, за то получают не мечи, а крохи в подарок. Этот мог бы у нас козьи хлева стеречь, их чистить и готовить козлятам подстилки; он, пожалуй, быстро б поправился, обжираясь у нас простоквашей. Но, видно, работа ему не по нраву, ему, пожалуй, приятней хлебом чужим набивать ненасытный желудок. Если ты его ведешь в дом Одиссея, то женихи ему все ребра там поломают.
И Мелантий, подойдя к Одиссею, ударил его со всей силы ногой; но он даже не пошатнулся, а, еле сдержав свой гнев, тихо заметил Эвмею, указывая на пастухов:
— Смотри, — верно пословица молвит, что негодяй негодяя ведет и равного с равным сводит судьба.
И ответил Эвмей Мелантию:
— Если б домой Одиссей возвратился, он бы тебе показал, как без дела в город шататься, оставляя стада без присмотра!
— Чего ты рычишь, как злая собака? — крикнул Мелантий. — Погоди, наступит время, и я продам тебя на чужбину в рабство и выручу за тебя хорошие деньги. Скоро расправятся женихи с твоим Телемахом и отправят его вслед за отцом!
Мелантий пошел вперед и, придя к Одиссееву дому, вошел в пиршественную залу и сел за стол с женихами.
Вскоре подошли к царскому дому и Эвмей с Одиссеем. Они услыхали звук лиры из зала и голос певца Фемия. Когда Одиссей увидел свой дом, где не был так долго, он в волнении схватил за руку Эвмея и воскликнул:
— Мы, конечно, пришли к Одиссееву Дому, его легко между другими отличить. Длинный ряд больших комнат, широкий, мощенный каменными плитами двор, окруженный зубчатой стеною, двойные ворота с крепким замком. Должно быть, сейчас там пируют; я слышу запах еды и звуки лиры, спутницы веселого пира.
— Ты, старик, угадал, это дом Одиссея. Надо теперь подумать, кому из нас войти в него первым; может, идти мне вперед, а ты меня подождешь у входа?
Ответил ему Одиссей хитроумный:
— Войди ты прежде один, а я здесь останусь. Когда они разговаривали между собой, услыхала их голос старая охотничья собака Аргус, которую когда-то выкормил сам Одиссей. Она лежала, никому не нужная, больная у ворот на куче навоза. Собака по голосу узнала своего старого хозяина, замахала хвостом и от радости прижала уши. Ей хотелось броситься навстречу Одиссею, но у нее не было сил подняться.
Когда Одиссей увидел своего любимого Аргуса, который вспомнил его и первый узнал его в доме, он прослезился, но незаметно вытер слезы и сказал:
— Эвмей, вон лежит на куче навозной собака; видно, она хорошей породы, но быстра ли она на бегу? Может, она из тех, которых держат для роскоши знатные люди?
Ответил Эвмей:
— Это собака погибшего в дальних краях Одиссея. Когда он собирался плыть в далекую Трою, она была лучшая в беге, но с тех пор, как хозяин ее погиб, она брошена, и служанки забывают даже ее накормить; она, должно быть, скоро подохнет.
Сказав это, Эвмей вошел в дом, где пировали наглые женихи. И старый Аргус, дождавшись, наконец, после двадцатилетней разлуки своего хозяина, поник головой и околел у ног Одиссея.
Одиссей и женихи
Заметив Эвмея, Телемах кивнул ему головой, чтобы тот подошел к нему. Эвмей пододвинул скамью к столу Телемаха и сел против него.
Вскоре явился в зал, где пировали женихи, и Одиссей в виде нищего старца и сел на пороге, прислонившись спиной к дверям.
Когда Телемах увидел его, он взял со стола целый хлеб, мясо и, подавая его Эвмею, сказал:
— Возьми и отдай это нищему страннику. Скажи ему, чтобы он обошел всех женихов и попросил бы у них подаяния. Бедного нищего надо скорей накормить.
Эвмей подал Одиссею еду, и тот начал есть, разложив мясо и хлеб на своей убогой котомке.
В это время запел свою песню певец Фемий, и Одиссей поднялся и начал обходить женихов, прося у них подаяния. Одни из женихов ему подавали, а другие отказывали; и поднялся с места Мелантий и сказал: