— Ты ебанутая?! — тут же бросился на меня с рёвом мужик, которому, похоже, было не очень комфортно трястись во тьме багажника почти пять часов.
— Закрой рот, — приставила к его лбу дуло пистолета. — И молча иди туда, куда скажу.
— Я убью тебя, — пообещал он, глядя мне в глаза с яростью и ненавистью.
— Ты далеко не первый, кто хочет это сделать, — процедила я сквозь зубы. — И как видишь, у всех у вас нихрена кроме угроз не получается. А теперь захлопни варежку и быстро в дом.
Еще несколько долгих секунд он смотрела на меня глазами, в которых отчетливо читалось, что он жаждет порвать меня на мелкие кусочки, но его снова что-то сдерживает.
Хромая, под мои прицелом, мужик доковылял до дома, взобрался по высокому крыльцу и, застыв в затхлой прихожей, дождался, когда я толкну его в нужном направлении — на стул с высокой спинкой, на котором ему в наручниках будет очень комфортно проводить всю эту ночь.
Усадив упыря, попятилась назад, продолжая удерживать его на мушке. Сил терпеть боль уже не осталось. Я чувствовала, как майка пропиталась кровью и липла к коже. Мужик тоже заметил, что я ранена, и губы его исказил хищный оскал. Он как гребаный комодский варан, который впрыскивает своей жертве яд и просто следует за ней, ожидая, когда ту парализует или она вырубится.
Сняла с плеч рюкзак и оставила его на старом диване. Продолжая пятиться, оказалась в кухне и остановилась только тогда, когда уперлась задом в острый угол. Обернулась — обычный деревенский умывальник. Ведро для слива на месте. Даже вода в бачке была. Старый добрый Штырь предусмотрел, похоже, вообще всё. Значит, и аптечка здесь тоже должна быть припрятана.
Глава 5. Михаил
Я сверну ей шею!
Напихаю её же волосы ей в глотку и сыграю её башкой в футбол!
Сука!
Нога и рука, да, и вообще, полностью вся правая сторона отнялась и едва двигалась. Ощущение того, что под кожей бегают тысячи муравьёв, не давало сидеть на месте спокойно.
Глядя на то, как эта тощая сучка тряслась над грязной раковиной, не имел никакого другого желания, кроме как утопить ее в старом умывальнике. Но нужно потерпеть. Скорее всего, через час-другой в этот дом приедет нужный мне ублюдок, и можно будет со спокойной душой положить эту парочку в одну яму. Осталось только дождаться этой минуты.
А пока белобрысая сучка, удерживая в руке пистолет, оперлась ладонями о края раковины и тяжело дышала над ней. Ранило её не хило, но, скорее всего, не смертельно. К сожалению. Можно было бы забрать у нее оружие и вырубить, чтобы не нервировала, но сейчас она — загнанный в угол зверёк, который к тому же ранен, и рука ее может в какой-то момент дёрнуться так, что случайная пуля влетит мне между бровей.
Пусть еще немного похлебает власти. Один хрен, скоро вырубится.
Глянув на меня еще раз, она положила ствол на придвинутую к раковине табуретку так, чтобы в любой момент его можно было схватить и выстрелить. С трудом выпрямилась и стянула с плеч кожаную куртку, уронила её у ног. Кровавое пятно окрасило светлую майку настолько, что можно было ее выжимать.
Точно вырубится.
Девчонка не плакала, но дышала тяжело и часто. Собранная. Может, работает или работала в охране младшего или старшего из ублюдков, пока тот, что меньше, её не трахнул.
Задрала майку. На бледной коже плоского живота кровь выглядела еще ярче, чем на ткани.
— Сука! — шепнула она озлобленно.
Бросила быстрый взгляд на меня и снова вернулась к ране.
Даже я видел, как из её левого бока торчала какая-то щепка. Больно, должно быть, пиздец как.
Потянувшись рукой за умывальник, достала оттуда небольшую красную аптечку.
Удивился. Либо она предусмотрела и такой вариант развития событий, либо ей кто-то очень сильно помогает, а это значит, что этот «кто-то» очень скоро будет здесь, что очень сильно сыграет мне на руку.
Девчонка выудила из аптечки перекись, вату, бинт, пластырь и какой-то тюбик. Упаковку с бинтом сразу зажала в зубах. Ладонь одной руки прижала рядом с торчащей щепкой, а пальцами другой — резко вырвала щепку на вдохе.
А она шарит — так менее болезненно.
Окровавленный кусок дерева упал в раковину. Сучка задышала глубоко и рвано, отшвырнула бинт и сразу облила рану перекисью, собирая излишки ватой. Очистила рану и склеила её края какой-то прозрачной хренью из тюбика. Сверху налепила пластырь.
Побледнела настолько, что казалось белее старой печки за ней. Но снова не проронила ни слезинки.
Оперевшись руками о края раковины, отдышалась. Снова посмотрела на меня из завесы светлых волос и сделала шаг в комнату, чтобы взять свой рюкзак. Достала из него какой-то кусок ткани и положила его рядом с пистолетом на табуретке. Еще раз глянув на меня, повернулась боком и внезапно сняла окровавленную майку.