— Я не надеялся — надеются только идиоты. Я рассчитывал, но просчитался. Эта тема закрыта. У тебя всё?
— Да, но…
Не дожидаясь дальнейших объяснений Эндвид разорвал связь.
— Невежественный грубиян, — фыркнул регент Озерного леса.
— Слизняк! — рявкнул в темноту коридора Эндвид.
Урмэд выглянул из шкафа, а потом и вышел. Это было опасно, но с Эндвидом поговорить хотелось. Хотелось успокоить, да и что не говори просто увидеться. Посидел немного перед камином приводя мысли в порядок. Расправил кровать, сложил покрывало, сделав из него валик в виде тела, засунул под одеяло. Убрал свет.
Стрелки хрономера давно тикали на ночном циферблате — глубокая ночь. Пора к Иэнель. Урмэд засунул под язык горький шарик тонизирующего снадобья и вновь вошел в шкаф.
Иэнель вздрогнула, когда он вышел из портала в купальне.
— Я буду приходить сюда, а то мало ли визитёров в замке?
— Ночью?
— Ну, вдруг тебя Нанд уговорит?
— Дурачок, — улыбнулась принцесса, целуя его.
— Я соскучился, — прошептал Урмэд, нетерпеливо сминая ее пеньюар, запуская руки под ночнушку, лаская теплую, мягкую кожу. Вдохнул тонкий аромат ее тела и волос. Разум мутился от ее женственности, от ее силы и мягкости одновременно. Это напоминало безумие, но такое сладкое и манящее, как глоток напоённого солнцем воздуха после стылой зимы.
Иэнель протяжно выдохнула и без лишних слов повалила его на постель, распутывая кожаные шнурки гульфика.
Через два нода, когда они немного насытились друг другом, Урмэд рассказал ей о разговоре с Эндвидом и последних новостях.
— Устала?
— Я устала бездействовать. Просто ждать — та еще пытка
— Осталось немного, потерпи. Жду подходящего момента и полной готовности всех участников сопротивления, — утешил он.
Иэнель кивнула и еще плотнее прижалась к нему. Именно сейчас чувствуя себя по настоящему защищенной.
— Как думаешь, почему боги покинули нас? — неожиданно спросила она.
Урмэд вздохнул. Раньше ему приходили на ум подобные вопросы, но жизненный опыт и наблюдения сложились в определенную убежденность их бесполезности как таковых.
— Смотря кого мы называли богами, — задумчиво вздохнул Урмэд — Наверняка для диких народов соседнего материка, станок с мануфактуры производящей ткани покажется ужасным монстром, а мы, повелевающие утком и основой — богами. Возможно и нам на определённом этапе развития несомненно умные существа казались богами. Помнишь, Ламерт говорил о порталах? Возможно они пришли из одного из них.
Иэнель удивленно подняла на него взгляд, весело фыркнула.
— Никогда не думала в таком ключе. Но в твоих словах действительно есть смысл.
Урмэд улыбнулся и чмокнул ее в нос.
— Смешно и нелепо взваливать на богов ответственность за нашу жизнь. Ибо не боги затевают войны, вешают, насилуют, лгут и убивают. Нельзя назвать богом существо, отнимающее жизнь — это противоречит всем законам вселенной. Если уж и есть бог, то он должен зваться «любовь», но глупые существа даже это смогли превратить в фарс пойдя на брата с ножом отстаивая интересы именно своей «любви».
— Но ведь боги призваны нести добро. Они обучали первых айнов и людей, объясняя, что делать хорошо, а что плохо.
— Конечно. Объяснили и ушли, подумали, что все их поняли. Но мало кто услышал истинный посыл их слов. И те, кто не понял, начал молится самим богам, а их заветы искажая в угоду себе.
Тут мы подходим к вопросу о нравственности — как альтернативной и несомненно логичной замене религии. У кого ее нет, тот заменяет ее обширным пантеоном. Воровал, убивал — пошел помолился — бог всё простил.
Иэнель кивнула.
— Возможно ты прав.
— А возможно и нет…
Она услышала, как он улыбнулся.
— Только время покажет кто был прав, а кто заблуждался.
— Ты сомневаешься в себе?
— Хотел бы сказать, что нет, но…
— Я не сомневаюсь в тебе и этого должно быть достаточно.
— Спасибо. Но если у меня ничего не выйдет, то жертвы тех, кто погиб за наше общее дело будут обесценены. А я останусь просто бессмысленным убийцей.
— А разве убийца может быть оправдан смыслом убийства?
— Думаю да. Ты же убила Аркнеда.
Иэнель тяжело вздохнула.
— Это была самооборона.
— Вот именно. Одна жертва взамен тысячи жизней — этим тоже можно оправдать убийство.
— А если «жертва» раскается?
— Такие не раскаиваются. Поверь моему опыту. Раскается скорее тот, в чьих действиях не было злого умысла и просто хотел спасти свою жизнь, даже отняв жизнь другого. А кто намеренно стравливает народы, убеждая что одни лучше других, уверяя в избранности, преследуя исключительно свои интересы — манипулируют, играют на чувствах и неокрепшем сознании. Им неведомы ни нравственность, ни сострадание.