Вновь заиграла визгливая «коробка», нестройный хор голосов и очередная бравурная, но похабная песня грянули в маленькой комнате. Окончательно все заволокло табачным туманом и развратом.
Урмэд спрятал все свои чувства и перевернул Иэнель на живот. Маленькую, испуганную, с глазами полными безнадежности и неверия, что всё это происходит на самом деле. Она билась под ним хрупкой, испуганной птичкой. Звала на помощь, угрожала, проклинала, умоляла. Он кожей чувствовал ее ужас, переполняющий и разливающийся вокруг него. Понимал, что распинает на постели ни Иэнель, а свою любовь. Увязая в черном тумане отчаяния и сгорая от ужаса безвыходной ситуации. Ему хотелось забыть эти мгновения, умереть, исчезнуть, не быть здесь…
— Эти курвы понимают только один язык — язык боли. Именно в этом случае они будут подчиняться и уважать тебя — распинался Рахнард, — А ну-ка, кто-нибудь дайте мне хлыст! — заорал он.
Урмэд на мгновение оцепенел.
— Не стоит, мой император, — поднимаясь с постели, ухмыльнулся он, стараясь вложить в ухмылку всю ненависть к Рахнарду — У нас сегодня праздник и ты будешь награжден еще одним, достойным глаз императора зрелищем.
Урмэд дернул желваками и вытянув мягкий шнур, поддерживающий балдахин, привязал руки Иэнель к спинке кровати. Пред глазами мелькнула зажатая в кулачке шпилька с шариком-порталом. Незаметно постучал по нему пальцем и встретил злой, полный решимости взгляд.
Вытащил ремень из штанов.
Иэнель округлила глаза и отчаянно заскулила.
Подол платья накрыл ей голову, отсекая от взора пьяную компанию даггеров. Голоса заулюлюкали, посыпались одобрительные возгласы и гогот. Лишенная зрения она сосредоточилась исключительно на своих чувствах. Но так даже лучше. Если она их не видит — значит, их нет. Дурацкий самообман, но так проще. Боги, как страшно!
Первый удар был звонким, резким, но как не странно, безболезненным. После третьего нежную кожу на бедрах и ягодицах начало припекать, а после десятого ощутимо жечь. Она стонала, плакала и извивалась почти по инерции, понимая, что но-настоящему больно Урмэд не делает. Но унизительная ситуация приводила ее в отчаянное состояние, удивительным образом смешивая боль с каким-то злым, язвительным весельем.
«Так тебе и надо, дура! Говорили тебе, предупреждали, теперь вот терпи».
Урмэд плохо помнил, что делал, но незаметно добавить иллюзию не забыл — Рахнард и остальные явственно видели, что на теле принцессы набухали широкие, багровые полосы. Он, кажется, отпускал скабрезности и ругался.
Отстраненно наблюдал за вальяжно развалившемся в кресле императором, с отрешенными, пустыми после наркотика глазами. Тот вяло мастурбировал, открывая и закрывая рот. Вязкая ниточка слюны скатывалась на подбородок и воротник, но он не замечал этого.
Брезгливо отвернулся и увидел перед собой белые, растрепанные в беспорядке мягкие волосы. Её глаза…затуманенные, пустые. Не хотел помнить их такими — полными отчаяния, боли и обиды. Он больше не вынесет этой пытки, не сможет ее потерять. Сознание мутилось как от наркотика, но он принял нейтрализатор, тогда почему так плохо?
Отвел взгляд.
В неясной табачной дымке пляшут и корёжатся тёмные силуэты в углу. Между коленями императора, в весьма красноречивой позе, его давний фаворит — молодой и смазливый охранник; на одном подлокотнике кресла сегодняшний — из зала, а на втором очередная служанка. Она исступленно хохочет, явно приняв то же, что и Рахнард. Потом, они меняются местами, а в перерывах, поочередно наклоняются к столу, чтобы вдохнуть еще порошка. Чуть поодаль пьяный Ремерд тискает еще какую-то девушку и в бреду Урмэду кажется, что это Лиам, но она поворачивается и оказывается абсолютно другой дайной. Просто такой же темноволосой и маленькой как сестра Шаона.
Нанд отвернулся, чтобы не смотреть и нарочито опираясь на каминную полку, запрокинув голову, «пьет» из горла пустой бутылки. А вот Ремерд вновь смотрит на них, и Урмэду совершенно не нравится его злой, трезвый взгляд.
Казалось, что этот кошмар не закончится никогда. Молил небеса и богов которые давно покинули их мир и в которых не верил, чтобы Иэнель потеряла сознание и не помнила этого.
Но увы, богам не было до них никакого дела, пришлось всё опять делать самому. Не сильно потянув за волосы, кинул импульс (как тогда, в лесу), усыпил. Исступленно закричав, она обмякла, больше не проявляя признаков борьбы.
Позже, упал рядом, претворяясь пьяным, заснувшем на жертве.