Невероятно, но факт: нынешнее здание Московской консерватории стоит на… винных подвалах. А началась эта захватывающая история более двух с половиной веков назад, когда в Москву из Петербурга на постоянное место жительства приехала княгиня Екатерина Романовна Дашкова, урожденная Воронцова (1743–1810), прозванная за свои полезные деяния Екатериной Малой. Она достаточно потрудилась на благо российского просвещения и образования, так и оставшись единственной в истории женщиной – директором Российской академии наук. Одновременно (в 1783–1796 годах) Дашкова руководила другим важным научным учреждением – так называемой Российской академией, созданной наподобие Французской академии как центр по изучению русского языка и словесности (в 1841 году вошла в состав Императорской Санкт-Петербургской академии наук). Если Екатерина II царствовала на троне, то Екатерина Дашкова властвовала в отечественной науке и культуре. Благодаря ей увидел свет «Словарь Академии Российской, словопроизводным порядком расположенный» – первый толковый словарь русского языка в шести частях, содержавший 43 357 слов. Работа над словарем велась 11 лет, Дашкова проверяла чуть ли не каждое слово, сама давала толкования некоторых из них.
Хорошо известно, что без буквы «Ё» наш язык обойтись не может (особенно разговорный – есть такие слова, которые даже и писать неудобно!), за это большое спасибо княгине Дашковой. В 1783 году она обратилась к членам Российской академии Державину, Фонвизину и другим корифеям: доколе, господа, слово «ёлка» мы будем писать как «юлка»? Не пора ли свою букву придумать? Те поддержали: пора, матушка! Так и вошла в российскую письменность эта двухэтажная буква (до сих пор отстаивающая право на существование!). А первой книгой, где эта буква напечатана, стали «И мои безделки» баснописца Ивана Дмитриева, изданные в 1795 году в типографии Московского университета. Еще при Дашковой учредили департамент переводчиков – тех, что переводили на русский язык мировую классику. Да она и сама переводила, писала стихи и очерки (в том числе под псевдонимом Россиянка).
В бочку меда так и просится ложка дегтя от современника Дашковой, ученого-агронома Андрея Болотова: «Была директором академии и чинов и титулов имела множество: была действительная статс-дама, русской академии председатель, ордена Екатерины кавалер, член императорской… академии, санкт-петербургского общества экономического, берлинского испытания природы и филадельфического в Америке. Но при всем том академия была упущена и ничего не производила хорошего». Болотов, видимо, имел на Дашкову зуб, не получая от нее ожидаемой поддержки в своих научных изысканиях. А Гаврила Державин утверждал, что княгиня Дашкова без собственных своих корыстных расчетов ничего и ни для кого не делала, за глаза он называл княгиню вспыльчивой, а порою и сумасшедшей.
Княгиня Екатерина Дашкова. Фрагмент картины Д. Левицкого, 1784
И все-таки, прекрасный организатор (сейчас бы сказали креативный менеджер), Дашкова могла бы сделать еще больше для России, не помешай тому противоречивые отношения с Екатериной II. Дашкова приписывала себе одну из решающих ролей в возведении урожденной Софии Августы Фредерики Ангальт-Цербстской на российский престол в 1762 году. Якобы новоявленная императрица так и говорила всем: «Короной я обязана молодой княгине Дашковой, дочери графа Романа Воронцова». Вполне возможно, что слова эти не выдуманы княгиней и даже объясняют причину охлаждения отношений, ибо монархам не очень хочется вспоминать, благодаря чему и даже кому они получили власть. Благодетелей у трона долго не терпят. Герцен так объяснял ее первую опалу: «Императрица Екатерина хотела царить не только властью, но всем на свете – гением, красотой; она хотела одна обращать на себя внимание, у нее было ненасытное желание нравиться. Женщину слабую, потерянную в лучах ее славы, молящуюся ей, не очень красивую, не очень умную, вероятно, умела бы удержать при себе. Но энергичную Дашкову, говорившую о своей славе, с ее умом, с ее огнем и с ее девятнадцатью годами, она не могла вынести возле себя».
Характеризуя Дашкову, издатель «Колокола» не зря ничего не говорит о ее внешности – красотой Екатерина Романовна явно не отличалась, многие отмечали ее мужеподобность. Француз Сегюр удивлялся пристрастию Дашковой к мужской одежде, полагая, что лишь по случайной, прихотливой ошибке природы она родилась женщиной (даже на портрете 1796 года художника Сальватора Тончи Дашкова представлена в любимом мужском пальто). Другой мемуарист, Шарль Массон, видел ее «мужчиной по своим вкусам, облику и деяниям». А Державину приписывается эпиграмма «На портрет Гермафродита»», высмеивающая ординарную внешность президентши: «Сей лик: / И баба и мужик».