Так и есть.
— Эй, гаврики! Что это вы молчите, будто мать родная не родила? Заснули? — крикнул Племянник.
— Так точно. Все спят! — громко ответил я.
— Это ты, парнёк?
— Я!
— Опять выскакиваешь?
Он не знал, что выскочили как раз все остальные, а я остался.
— Куда же я выскочу, если вы дверь закрыли?
— Посидите ещё немного! Закаляться надо. Ты как считаешь, парнёк: надо вам закаляться?
— Ещё бы!
— Ты ведь хотел познакомиться с Дачником?
— Ещё как!
— Теперь познакомился?
— Конечно!
— Ну, вот видишь! Может, и о тебе когда-нибудь книжку напишут.
— Если я дойду до его состояния!
— Ага!..
Он засмеялся мелким и дробным таким смешком, будто монеты рассыпал по лестнице.
«Зачем ему нужно, чтоб мы сидели в подвале? — рассуждал я. — Да ни за чем! Просто он выполняет чужую просьбу». Я знал, чью именно! Но выполнял он её с удовольствием: ему приятно было кого-то помучить. Такой у него был характер.
Племянник зевнул длинно, словно завыл:
— Пойду-ка тоже вздремну…
«А не вздумает ли он перед сном погулять? Выйти во двор?..» — подумал я. И сердце опять замерло у меня внутри.
Всё же я не стал торопиться, а вынул из кармана карандаш и крупными буквами написал на крышке садового столика:
«Племянник! Передай привет своей тёте!» И подписался: «Алик Детектив».
А потом помчался обратно — к узкой полоске света!
«Как же мне сделать так, чтоб Наташа не увидела заштопанную рубаху? — думал я. — Пожалуй, как Принц с Покойником, разденусь догола и попрошу всех отвернуться!..»
— Что ты там делал? Куда убежал? — набросились на меня все, когда я высунул голову из подвала.
Соскучились! Это было приятно.
— Отвернитесь! — скомандовал я.
Было холодно, откуда-то с крыши падали капли… Дрожа всем телом, я протискивался навстречу свободе.
Дрожа всем телом, я протискивался навстречу свободе.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
в которой события опять с головокружительной быстротой сменяют друг друга
Когда мы наконец вырвались на свободу, нужно было немедленно бежать, мчаться на станцию, но я словно прирос к земле и жмурился, хоть солнца не было и даже начало уже понемножку темнеть. Мы отвыкли от света и радовались ему, как дети!
Неожиданные мысли заполнили мою голову. Они наталкивались одна на другую, потому что их было много. Да, жизненные испытания делают человека мудрее!
Я думал о том, что если человек каждый день получает одни только радости, он, значит, их вовсе не получает. И о том, что если он с утра до вечера отдыхает, то, наверно, от этого устаёт. И о том, что если человек каждый день видит деревья и небо, он их не видит, просто не замечает, а вот если он посидит в подвале… Может, я был не совсем прав, но мысли на то и мысли, чтобы в них можно было сомневаться!
Наконец спокойствие вернулось ко мне, и я заорал:
— На электричку!!
— Мы всё равно не успеем, — сказала Наташа.
— То есть как это? Почему?
— Потому что осталось всего двадцать три минуты, а до станции — сорок с лишним.
— Я вас… — начал Глеб.
Но тут раздался длинный, солидный гудок тепловоза. Электрички гудят по-другому: короче и как-то, я бы сказал, легкомысленнее.
Догадка внезапно озарила меня.
— Глеб!.. — воскликнул я, желая перекричать тепловоз, который уже умолк. — Глеб! Я чувствую по гудку, что станция совсем близко. Ты вёл нас дальним путём… Запутанным! Ты хотел, чтобы мы… — Я не стал вслух объяснять, чего именно хотел Глеб: расследование ещё не было закончено. — В общем, веди нас кратчайшей дорогой. Самой короткой!
— Я и сам… Я вот как раз об этом…
Мы побежали. Предчувствие подсказывало мне, что станция должна показаться сразу же, как только мы обогнём сосновый лесок, в который упирался дачный забор. Но ведь, как я уже; кажется, отмечал, длинный путь может показаться коротким, а короткий ужасно длинным, особенно если поглядываешь на часы и прислушиваешься, не шумит ли вдали электричка.
«Иногда электричка на минуту-другую опаздывает, — думал я. — Но если нужно, чтоб она опоздала, то обязательно придёт вовремя или даже немного раньше…»
Покойник всё время отставал. Предчувствие подсказывало мне, что он может рухнуть, упасть: в тот день страх совсем измотал Покойника. К тому же ему пришлось голым вылезать из подвала. И это окончательно подкосило его.