— Он по-прежнему кормит собак? — спросила Наташа.
— Я не следил… Но я это узнаю! Клянусь: я это выясню для тебя! — крикнул я с плохо скрываемым волнением, потому что давно мечтал сделать что-нибудь для неё, выполнить её задание или просьбу.
— Не надо узнавать, — сказала Наташа. — Может быть, ему сейчас некогда?
— О, конечно! Ведь его даже на общешкольные конференции приглашают!.. — воскликнул я.
И сразу же пожалел, что воскликнул. «Почему она так интересуется Глебом? Женщины любят знаменитостей. Я где-то читал об этом. Может быть, и она?..» Эта мысль заставила меня похолодеть. Но лишь на мгновение. «Нет, она не такая!.. — сказал я себе. — Просто она патриотка нашего класса. А Глеб принёс классу известность — вот она и интересуется». Ревность, которая готова была со страшной силой вспыхнуть в моей груди, уступила место доверию.
Однажды на уроке литературы, когда до звонка оставалось минут пятнадцать, Святослав Николаевич сказал:
— Сегодня Глеб по моей просьбе приготовил для нас всех небольшой сюрприз: он прочтёт несколько писем своего дедушки. Они адресованы родным и близким писателя. Эти материалы из семейного архива представляют большую ценность: нам станет ясен круг интересов писателя, мы заглянем в мир его привязанностей, его увлечений.
Глеб, который раньше умирал от смущения, когда его вызывали к доске, на этот раз твёрдой, уверенной походкой прошёл между рядами парт и сел за учительский столик: Святослав Николаевич уступил ему место.
О каждом письме Святослав Николаевич говорил, что оно «очень показательно». Если письмо было длинным, он восклицал:
— Как это показательно! Несмотря на свою занятость, писатель находил время вникать в мельчайшие проблемы быта. Отсюда мы можем понять, что он никогда не отрывался от жизни, которая питала его творчество.
Если же письмо было коротким, напоминало записку, Святослав Николаевич восклицал:
— Как это показательно! Краткость, ни одного лишнего слова. Отсюда мы можем понять, как занят был писатель, как умел дорожить он каждой минутой!
В другой раз, в конце урока литературы, Святослав Николаевич сказал:
— Давайте попросим Глеба Бородаева вспомнить какие-нибудь истории из жизни его дедушки.
Глеб опять прошёл между рядами своей новой твёрдой походкой, опять сел за учительский столик. Но ничего вспомнить не мог. Весь урок я боялся, что Святослав Николаевич вызовет меня к доске, и поэтому закричал:
— Поду-умай, Глеб! Вспомни что-нибудь!.. Это так интересно. Так важно!
— Вспо-омни! — стали умолять его и другие, которые тоже боялись, что их вызовут отвечать.
— Вот видишь, какой интерес к биографии твоего дедушки, а значит, к литературе, — сказал Святослав Николаевич.
Глеб вспомнил, что однажды ходил с дедушкой в магазин.
До звонка оставалось ещё минут десять.
— А что вы там покупали? — закричал я. — Это так показательно!
Глеб продолжал воспоминания…
В следующий раз мы с ребятами сами стали просить на уроке литературы:
— Пусть Глеб вспомнит ещё что-нибудь. Пусть он расскажет!..
— Возникает живое общение с писательским образом! — сказал Святослав Николаевич.
Глеб вспоминал одну историю за другой. В его груди продолжало биться честное, благородное сердце, готовое прийти на помощь товарищам.
Ценность творчества Гл. Бородаева возрастала в наших глазах с каждым часом!..
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
в которой мы делаем ещё несколько шагов навстречу страшной истории
Всё, о чём вы прочитали в первых двух главах, было моим далёким воспоминанием: это случилось в прошлом году.
А в этом году Святослав Николаевич нас покинул. Раньше, когда мы делали что-нибудь не так, как ему бы хотелось, Святослав Николаевич предупреждал:
— Я сбегу на пенсию, если вы решительно не изменитесь!
А прощаясь с нами, он был не в силах сдержать волнение. Слёзы душили его и чуть было не задушили совсем.
Миронова подняла руку и спросила:
— Вам плохо?..
— Нет, мне хорошо! — ответил Святослав Николаевич. — Хорошо оттого, что я осознал чувства, которые испытываю к вам. Я знал вас всего год, но не забуду никогда… Никогда! Говорят, первая любовь — самая сильная, а я думаю, что последняя!..
Мы были его последней любовью! Чувство законной гордости возникло в наших сердцах.
Вместо Святослава Николаевича к нам пришла Нинель Фёдоровна.
Это было стройное существо лет двадцати пяти. Может быть, об учительнице так говорить нельзя? Но она была совсем не похожа на учительницу. И когда шла на переменке по коридору, её вполне можно было принять за ученицу десятого или даже девятого класса. Выражение лица у неё было такое, что казалось, она вот-вот расхохочется. Я никогда не встречал на лицах учителей такого странного выражения.