Людвиг Павельчик
Узница
Предисловие, являющееся частью повествования
Не один раз во время моих страноведческих поездок по окрестностям мне доводилось разговаривать с людьми, искренне влюбленными в свою маленькую родину и почитающими ее предания, легенды и тайны, которых немало в любом уголке планеты. Я всегда радуюсь, если мне удается побудить стариков к воспоминаниям и с интересом ловлю каждое слово, боясь пропустить одну из тех подробностей, которые придают неповторимую прелесть этим рассказам. Я не делю людей на "темных" и "просвещенных", поскольку опыт мой показывает, что грани этой не существует, и природа одаривает нас талантами независимо от оценок наших способностей напыщенной профессурой. Умение же видеть, удивляться и запоминать является истинным талантом, и тем приятнее встретить человека, наделенного этим даром.
Истории и загадки порой находят нас сами, причем в самых неожиданных местах и ситуациях. Это лишь добавляет им ценности в моих глазах, ибо служит косвенным доказательством их неподдельности.
Так, однажды, напрасно потратив целый день в библиотеке пльзенского Западнобогемского Университета в надежде отыскать кое-какие материалы о хронисте Венцеслаусе Хайеке я, раздосадованный неудачей, отбыл в обратный путь. Поскольку возвращаться домой совсем без впечатлений мне не хотелось, я решил остановиться на ночь в одном из пансионов городка Стрибро, что расположен километрах в сорока к западу от Пльзена, насладиться вечерней прогулкой вдоль речки Мис, о сказочно-живописных берегах которой был наслышан, да полюбоваться Мостовой Башней постройки шестнадцатого века в свете заката.
Так я и поступил. В одном из гостиных дворов на окраине городка мне удалось без проблем получить небогатую, но довольно уютную комнатку, погода мне благоприятствовала и я не стал откладывать свою прогулку, сейчас же испросив у хозяев пансиона план города. Такового у них, правда, не оказалось, но один из завсегдатаев хозяйского кабачка, мирно потягивавший у старой липы свое успевшее нагреться пиво, вызвался проводить меня до реки, а заодно показать и место, откуда открывается наиболее удачный вид на Мостовую Башню. Мне, признаться, не хотелось иметь в моей прогулке спутника, и я пожалел, что не попросил информации где-нибудь в другом месте, но мой отказ выглядел бы невежливо, и я постарался изобразить радость по поводу его предложения.
Стрибро – очень небольшой городок, насчитывающий, пожалуй, не более восьми тысяч жителей, большей частью знакомых друг с другом. Потому прохожие, изредка попадавшиеся нам навстречу, уже издали узнавали моего спутника и сердечно приветствовали его, а порой и задерживали "на минутку", чтобы справиться о здоровье или рассказать очередную городскую сплетню. Меня эти остановки немного раздражали, и я не пытался скрыть этого, всем своим видом давая понять, что досадую. Карел – так звали моего провожатого – в угоду мне всякий раз стремился побыстрее закончить разговор и виновато улыбался, пожимая плечами,- что, дескать, с них возьмешь?
Наконец я почувствовал запах воды, а вскоре услышал и шум реки Мис, несущей свои воды в Бероунку, которая, в свою очередь, впадает в более солидную Мольдау. Изобразив восторг, я попытался было отделаться от Карела, заявив, что теперь-то уж и сам сориентируюсь, но он проявил изрядную долю настойчивой доброты и великодушным жестом отверг мое предложение расстаться. Потерпев неудачу, я совсем сник и покорно побрел за не в меру доброжелательным чехом вдоль реки.
Карел и вправду отлично знал местность. Он сдержал свое обещание и вывел меня на лесную опушку, откуда открывался непередаваемый вид на Мостовую Башню, чей черный силуэт на фоне ставшего малиновым неба поражал своей величественностью.
Собираясь наслаждаться свежим воздухом и ночными картинками довольно долго, я достал из кармана газету, чтобы расстелить ее на земле и сесть без риска испачкать брюки. Однако же Карел, к моему удивлению, выразил явное неудовольствие моими действиями, сказав, что место это – нехорошее и, насмотревшись вдоволь на Мостовую Башню, лучше бы нам сразу уйти отсюда.
– Почему же?- переспросил я, ничего не имеющий против того, чтобы мой спутник оставил меня наконец-то одного. – Мне кажется, вряд ли найдется поблизости место, более подходящее для отдыха усталому путнику!
– Нет-нет, прошу Вас…- Карел казался расстроенным. – Я покажу Вам еще добрую сотню мест, которые приглянутся Вам не меньше этого, обещаю! Я человек одинокий и волен располагать своим временем как хочу, так что…
– Решено! Я остаюсь, а Вы можете отправляться назад и спасибо Вам большое за то, что проводили.
Я полез в карман и, вынув оттуда купюру в пять евро, протянул ее Карелу. Тот помялся немного, но все же взял бело-зеленый хрустящий листочек и сунул его куда-то в рукав.
– Как хотите, но я бы на Вашем месте ушел отсюда.
Мало по малу меня начинало одолевать любопытство. Как человек, охочий до всякого рода таинственных историй, я ощутил во рту привкус сказки и решил, что не отпущу аборигена без подробного рассказа о том, что же вызывает его опасения.
– Ну, так просветите меня, Карел! Что ж такого в этом месте, что Вы так стремитесь покинуть его?
Тот вздохнул и, помолчав немного, ответил:
– Оглянитесь назад. Ничего не видите у себя за спиной?
Я тут же подскочил, ожидая почему-то появления какого-то мерзкого или опасного животного, но ничего в сгущающейся тьме не увидел.
– Вы разыгрываете меня, Карел?
– Отнюдь. Вглядитесь повнимательней в лесную чащу! Ничего там не видите?
Только тут я заметил, что в одном месте, неподалеку, деревья растут не так густо, как обычно, и между ними что-то проглядывает. Присмотревшись, я понял, что это – останки довольно большого дома, не то рассыпавшегося от старости, не то по какой-то причине разрушенного. Лишь несколько нижних бревен еще держались одно на одном, все остальные же были разбросаны вокруг, среди прочей трухи, густо поросшей могучей крапивой.
– Тут, похоже, был дом?
– Был. Но давно уж разрушен, как изволите видеть. Хочется надеяться, что то, из-за чего это сделали, не затаилось где-нибудь в этих развалинах.
При этих словах Карел вздрогнул всем телом и зашагал прочь с опушки, не реагируя на мои просьбы подождать. Я догнал его уже метров за двести от странных руин и, выразив удивление по поводу его бегства, спросил, в чем дело. Он долго молчал, затем сказал:
– Я никогда не хожу туда. Никто не ходит. Всему этому много лет, но память – злая штука. Лучше будет, если мы просто оставим все как есть и не будем ворошить прошлое, чтобы не накликать беды… Но оттуда, черт возьми, Мостовую Башню и вправду видно лучше всего, и я лишь хотел быть любезным.
– Послушайте, Карел, так нельзя. Вы распалили мое любопытство, а теперь отказываетесь удовлетворить его! Ведь речь, насколько я понимаю, идет просто о старой сказке…
– Сказке?!
– Расскажите!
Он снова замолчал, потом постепенно пошел на попятную:
– Мои немецкий и русский не столь хороши, чтобы что-либо внятно рассказывать, а Ваши знания чешского, насколько я могу судить, и вовсе плачевны…
– Рассказывайте медленно на всех ведомых Вам языках. Постараемся понять друг друга.
Карел вновь вздохнул и предложил присесть на скамейку в парке, к которому мы подошли за беседой. Там он вынул из кармана пачку сигарет и не спеша закурил. Из рассказанного им в ту ночь я постарался слепить нечто вразумительное, но, клянусь вам, не исказил ни одной мелочи и не добавил красок! Итак…
I
…Ночь не страшна. Она приносит спокойствие, прохладу и свежесть: когда пыль, поднятая колесами экипажей и лошадиными копытами, уляжется, крики баб и заполошных, не знающих отдыха ребятишек умолкнут, и воздух, напоенный запахами леса и разнотравья да нежной музыкой говорливой Мис, через приоткрытое окно проникнет в комнату. Жара майского дня уйдет, и приятный холодок заставит натянуть одеяло до подбородка. На белоснежную наволочку ляжет мягкий лунный луч и пляшущие в нем резвые пылинки будут щекотать ноздри мальчика, вынуждая его смешно морщить нос и сонно улыбаться. Лунный луч так ярок, что в его свете видны даже голубые венки на висках и шее ребенка, а торчащее из-под одеяла худое, белое плечо с родинкой над ключицей наполнит ваше сердце необъяснимой жалостью к этому тонкому, прозрачному созданию. Если, конечно, у вас есть такое сердце.