В таком темпе довольно скоро, несмотря на вечернюю загрузку московских дорог, ведущих в сторону области, обе машины доехали до окраины. В этом месте Бутово с противоположной от МКАД стороны было темным и недружелюбным. Тут Зубров приказал Шмилкину чуть притормозить и отпустить Mini Cooper на некоторое расстояние вперед, так как в этой пустоте они уже всерьез рисковали засветиться.
После третьего поворота во дворах команда Зуброва не обнаружила впереди зад шустрого автомобиля.
– Ну что, командир, переходим в режим тупого сканирования территории? – спросил Виктор, прекрасно зная, каким будет ответ, потому что других вариантов попросту не было.
Зубров не ответил. Столовой тоже промолчал, даже не отвернув голову от окна.
Автомобиль стоял в пятом дворе. Он замер около самого крайнего подъезда самого крайнего дома – дальше начиналась черная бездна, которая, возможно, вынашивала планы захвата города, но понятно было, что гораздо скорее город сам проглотит ее.
На этот раз уже не спрашивая, что ему делать, Шмилкин притормозил чуть в стороне, потянулся к бардачку перед пустующим пассажирским сиденьем справа от себя и, достав блокнот и карандаш, записал адрес дома.
– Четвертый подъезд, – одобрил его действия подсказкой Зубров.
– Последний, – с оттенком ухмылки вставил свое слово Столовой.
Зашвырнув блокнот обратно, Витя повернулся и спросил:
– Инспектируем подъезд?
– Нет, поехали. Мерзнуть не будем. Пробьем по базе, выясним, кто в этом подъезде числится в жильцах. А топая по этажам, обнюхивая все двери подряд, мы вряд ли найдем, в какую квартиру они зашли. Погнали, мужики, домой!
– Согласен, – кивнул, трогаясь, Шмилкин.
– Только жрать охота, Влад, – прогудел из темноты автобусного чрева Столовой. – Может, заскочим к нашему хлебосольному другу?
– Правильная мысль! – охотно согласился Зубров. – Погреемся, расслабимся и заодно перетрем в свете последних событий кое-какие насущные дела.
– К Марату, что ли, рулить? – уточнил Виктор, включая радио.
– Так точно, солдат, туда.
Повезло! В сестринской никого не было. Впрочем, нечему удивляться – дневная смена закончилась уже час назад, все разбежались, а единственная на это время хозяйка помещения – ночная дежурная, как обычно, в начале своей смены ходит по этажам и отделениям, здоровается с подружками и делится с ними последними новостями своей незамысловатой жизни.
Люся с удовольствием плюхнулась на мягкий диван и крепко обняла, прижав к животу, сразу две диванные плюшевые подушки. Под закрытыми веками мелькали окровавленные скальпели, разматывались белые бинты, тут же покрываясь алыми пятнами. Длинные пальцы в резиновых перчатках нащупывали что-то во влажном месиве вскрытой человеческой плоти. Последняя операция этого дня продлилась дольше, чем обычно. Леня нервничал, Томка, его глуповатая ассистентка, все время роняла инструменты. Это была особая операция, не стандартная, как она поняла из поведения Лени. Но обошлось без осложнений. Хотя нервов сегодня потрачено было очень много, причем впустую, как казалось Люсе. Девушка закинула подушки за голову и вытянулась на диване.
Еще не выветрился Ленькин запах. Для него операция всегда была особенно сильным возбуждающим событием. Сам он объяснял это тем, что, оперируя человека, чувствует себя стоящим на границе жизни и смерти, как будто спорит со смертью, а совокупляясь с женщиной, как бы вбрасывается в обычное течение бытия. Интересно, подумала девушка, если моя смена не совпадает с его сменой, кого он трахает, жестко и самозабвенно, как будто мстит смерти за ее попытки ворваться в человеческую плоть в виде болезни? Неужели Томку? Нет, не может быть. Если бы было так, не тащил бы он ее, Люську, к себе на глазах у ассистентки. Интересно, а что она думает? Догадывается или нет, в чем смысл уединений сладкой парочки сразу после операции?
Люся встала и подошла к умывальнику, спрятанному за белой больничной ширмой. Кусок стены в этом закутке был отделан плиткой. Мыло, белое вафельное полотенце на гвоздике – все как полагается. В продолговатом зеркале она увидела осунувшееся лицо, тусклые глаза, растрепанные волосы.
– Папик! Вот кто спасет твою униженную душу, – сказала Люся грустному отражению.
Тщательно вымыв и досуха вытерев руки, она взялась за сумку и, выгрузив оттуда кучу разных мелочей, извлекла наконец мобильный телефон.
Девушка набрала номер два раза подряд, но так и не дождалась ответа. Раздосадованно бросив аппарат на диван, Люся достала из сумки расческу и снова направилась к зеркалу. Более-менее усмирив свои кудри, она вышла на середину комнаты и обвела ее скучающим взглядом.