— Сообщите, пожалуйста, охраннику, когда решите уйти, — сказал де Кубертен, — и присоединяйтесь ко мне в переговорной.
Следующие полчаса Дэнни провел, листая альбом за альбомом, и стал понимать, что заставило Джина Хансэкера лететь из Техаса в Лондон и из Лондона — в Женеву.
— Мне это ни о чем не говорит, — сказал Манро, глядя на сорок восемь экземпляров черной однопенсовой марки.
— Скажет, когда вы посмотрите вот на это, — сказал Дэнни, передавая ему переплетенный в кожу том.
Манро листал страницу за страницей — колонки записей с точными указаниями, когда, где и у кого был приобретен тот или иной экземпляр и в какую цену он обошелся сэру Александру.
Мистера и миссис Монкриф пригласили в совещательную комнату ровно в 15.00. Барон де Кубертен сидел на дальнем конце стола в окружении шести коллег, расположившихся по обеим сторонам от него. Все семеро мужчин поднялись и стояли до тех пор, пока не уселась миссис Монкриф.
— Благодарю вас за то, что разрешили нам изучить завещание вашего покойного отца, — сказал де Кубертен, — а также приложенное к нему письмо.
Хьюго улыбнулся.
— Тем не менее я должен вам сообщить, что, по мнению наших экспертов, это завещание недействительно.
— Вы считаете, что оно фальшивое? — приподнявшись, гневно спросил Хьюго.
— Мы считаем, что вы, мистер Монкриф, не были об этом осведомлены. Тем не менее мы пришли к выводу, что поданные вами документы не отвечают требованиям нашего банка. — И он передал бумаги через стол Монкрифу.
— Вы можете нам сказать, что именно заставило вас отвергнуть притязания моего мужа? — спокойно спросила Маргарет.
— Нет, мадам, не можем.
— В таком случае сегодня же с вами свяжутся наши адвокаты, — заявила Маргарет и собрала со стола документы.
— Пожалуйста, позовите мистера Гэлбрейта! Звонит Хьюго Монкриф.
Первые же слова Гэлбрейта были:
— Каковы ваши успехи в Женеве?
— Де Кубертен сказал, что завещание — фальшивка.
— Ничего не понимаю, — ответил Гэлбрейт удивленным тоном. — Его исследовал самый авторитетный специалист в этой области, и оно прошло все известные тесты на подлинность.
— А вот де Кубертен явно не согласен с вашим самым авторитетным специалистом.
— Я позвоню де Кубертену, пусть ждет нашего искового заявления. Это заставит его подумать дважды, прежде чем обслуживать кого-то другого, до того как подлинность завещания будет подтверждена в судебном порядке.
— Наверное, пришло время принять и другие меры, которые мы обсудили перед моим отлетом в Женеву.
— Все, что мне для этого нужно, — это номер рейса вашего племянника.
Когда на следующее утро Манро зашел в номер Дэнни, он обнаружил своего клиента за компьютером и бумагами.
— Мне кажется, вам было бы небесполезно узнать о шагах, предпринятых мистером Хансэкером, — сказал он.
— Откуда вам о них стало известно? — спросил Дэнни.
— Официант ресторана, обслуживающий номера, за десять швейцарских франков охотно согласился поделиться со мной богатой информацией об этом джентльмене. По-видимому, мистер Хансэкер прибыл в гостиницу два дня назад. Гостиница послала за ним в аэропорт, где он приземлился на своем личном реактивном самолете, лимузин. Молодой человек также рассказал мне, что мистер Хансэкер заказал номер на неограниченный срок.
— Вы весьма удачно вложили деньги, — оценил Дэнни.
— Еще более интересен тот факт, что тот же гостиничный лимузин возил его вчера утром в банк де Кубертена.
В дверь постучали.
— Скорее, чем я думал, — сказал Дэнни. — Мне нужно поскорее убрать бумаги. Не следует подсказывать Хансэкеру, что я не знаю настоящей стоимости коллекции.
Дэнни с Манро опустились на колени и принялись собирать груды разбросанных на полу бумаг.
В дверь постучали снова, на этот раз настоятельнее. Дэнни, прихватив с собой бумаги, скрылся в ванной, а Манро пошел открывать.
— Доброе утро, мистер Хансэкер, приятно видеть вас снова. Мы с вами встречались на восьмидесятилетии сэра Александра… — Адвокат протянул ему руку, но техасец двинулся мимо, очевидно, в поисках Дэнни.
Через несколько секунд дверь ванной открылась, и появился Дэнни, на этот раз — в халате. Он зевнул и потянулся:
— Какая приятная неожиданность, мистер Хансэкер! Чему мы обязаны столь неожиданным удовольствием?
— Какая, к черту, неожиданность! — сказал Хансэкер. — Вы прекрасно знаете, зачем я в Женеве. Сколько хотите?