Что ж, таково обычное правило во всех замках, подумала Ровена, иначе слишком много еды будет разворовано. И все же аргумент Бернарда не произвел на нее впечатления.
— Он кормит своего ребенка, а не меня, — возразила она.
— Он бы не стал отпирать кухню даже для своих дочерей, — ответил юноша.
— Что вы понимаете, этот человек ненавидит меня.
— Чушь! Лорд предпочел вас другой. Он выжидал несколько часов, чтобы дать вам выспаться, хотя его желание было велико. Он принес вас сюда на руках, чтобы вы не застудили свои босые ноги.
Ровена с легкостью могла бы отвести любое из этих утверждений, но слова о желании, испытанном Уорриком по отношению к ней, заставили ее лицо залиться багровым румянцем. Она знала, что это правда, что он возжелал ее еще тогда, в ванной. Она-то понадеялась, что он пошлет за Селией. Почему же он этого не сделал? А лишь потому, что с Ровеной он удовлетворяет не только желание, но и свою мстительность. Но зачем же он ждал так долго? Как ни верти, а на этот вопрос трудно дать ответ. Разве что он хотел в ней пробудить неудержимое желание?
— Но к чему мне это его внимание? — спросила она пажа, как будто его можно было переубедить.
— Я уже говорил вам, что вы очень испорченная женщина.
— А вы — невежественный, ничего не понимающий. Вы предубеждены против меня! Ваш лорд жестокий, мстительный…
— Ложь! — воскликнул Бернард, не на шутку возмущенный. — Он добр и благорасположен ко всем, кто ему служит. Он скор на расправу лишь со своими врагами.
— А меня он считает своим врагом, — прошептала Ровена, поворачиваясь спиной к оруженосцу.
Она посмотрела на опостылевшую ей еду и услышала удивленный ответ Бернарда:
— Как может он считать врагом женщину? Что могли вы сделать для того, чтобы вызвать его враждебность?
Что? Она-то хорошо знала, чем вызвана эта враждебность. Она всего-навсего изнасиловала его и хотела похитить его ребенка. Все это столь ужасно и унизительно для нее самой, что она никогда не расскажет никому другому. К тому же, если правда всплывет наружу, Уоррик может убить ее, ибо эта история еще более унизительна для него.
Так что Ровена не стала отвечать на вопрос и лишь бросила с обреченностью:
— Вам велено отвести меня к нему? Так ведите. Я готова. Как раз в это время в кухню вбежали повар и разбуженный дворецкий.
— Не желаете ли какой-нибудь добавки? — услужливо спросил повар.
— Благодарю вас, мистер Блуэ, трапеза была просто отличная, но, кажется, я даже слишком наелась. Надеюсь, что впредь я буду питаться только в нормальное время, так что вам не придется прерывать из-за меня сон.
Он отмел ее слова взмахом руки.
— Младенца надо хорошенько кормить, я распоряжусь, чтобы вам давали дополнительные порции.
— Ну зачем, это не обязательно…
— Такова воля лорда Уоррика.
Раз лорд Уоррик того хочет, значит, это будет сделано, подумала Ровена. Она стиснула зубы и вышла из кухни, но, прежде чем она ступила на каменные ступени, Бернард подошел к ней сзади и подхватил ее на руки. Однако на его руках она не чувствовала себя надежно, ей казалось, что он вот-вот ее уронит.
— Поставьте меня на ноги, Бернард. Я прекрасно могу идти сама.
— Что это? Испорченность или упрямство? — возмутился оруженосец. — Назло нашему лорду вы готовы заболеть или даже сломать себе шею. Это неслыханно.
— Скорее я сломаю себе шею, когда вы меня уроните, идиот, — сказала она.
— Как истинный рыцарь, я стремлюсь услужить всем женщинам, — парировал Бернард. — Но в следующий раз надевайте обувь, мистрис.
— Ну вот и пришли, — сказал он, наконец ставя ее на ноги. — Деревянный пол не такой холодный. Мне надо перевести дыхание, а вы можете идти.
"Спасибо за разрешение», — подумала Ровена, но решила быть с этим мальчишкой такой упрямой и испорченной, какой он ее считал.
— Откуда вам знать, насколько холоден пол, если сами вы обуты? Мои пальцы на ногах замерзли. Вам придется нести меня и дальше.
Юноша застыл в недоумении, тщетно стараясь восстановить дыхание. Вокруг была почти кромешная тьма ночного зала, разгоняемая лишь одним факелом, в тусклом свете которого с трудом можно различить силуэты спящих слуг.
Бернард с искренним ужасом посмотрел на нее:
— Может быть, вы наденете мою обувь?
— Может быть, я лучше вернусь в свою кровать? Его ужас усилился:
— Вы не можете этого сделать.
— Тогда помешайте мне.
Она повернулась и пошла прочь, но не прошло и пяти секунд, как он снова подхватил ее на руки. Теперь Бернард был по-настоящему зол и возмущен:
— Напрасно вы изображаете из себя леди, вы думаете, что милость лорда поднимет вас столь высоко? Но это не так, что лучше б вам понять сразу.
Слова пажа настолько возмутили ее, что она вспылила, не подумав:
— Мне не надо претендовать на статус леди, потому что я и так леди по рождению. Именно ваш добрый и благородный лорд лишил меня моих прав, а именно, права называться леди Турес и леди Киркбург, — добавила она, — которые он только что разрушил.
— Ты лжешь, девка.
— А ты говоришь прямо как твой хозяин, хам, — парировала она. — А теперь отпусти, я пойду сама.
И паж тут же отпустил ее, потому что его руки уже едва удерживали тяжесть ее тела. Но теперь ей некуда сбежать, ведь они находились в прихожей покоев Уоррика. Дверь в них была открыта, и на пороге тут же появился сам лорд, услышавший ее голос.
— Чем это ты так раздражен? — спросил Уоррик оруженосца, читая возмущение на его лице.
Ровена ответила прежде, чем Бернард успел открыть рот:
— Он хотел подражать вам и нести меня на руках, но ему надо еще немножко подучиться искусству принуждать женщину к тому, чего она не хочет.
Упрек был обращен к обоим мужчинам. От негодования лицо Бернарда залилось румянцем, а Уоррик улыбнулся той ледяной улыбкой, которую она так ненавидела.
— Итак, у моей новой крепостной острые коготки, — заметил он. — Я позабочусь о том, чтобы их обрезать. Входи, Ровена.
Но Ровена утратила способность двигаться, запоздало ужаснувшись тому, что она только что сделала. Как могла она решиться дразнить и оскорблять лорда, не думая о последствиях? Впрочем, наказание ждет ее в любом случае…
— Я… я не собираюсь добровольно принимать от вас наказание, лорд. — Она бросила взгляд на Бернарда, прежде чем продолжить. — Если вы хотите отвести меня в спальню, вам придется втолкнуть меня силой.
Уоррик принял ее вызов. И хотя она сопротивлялась, как могла, он крепко сжал ее запястье и грубо втолкнул в спальню, захлопнув за собой дверь. Затем поволок к кровати и распростер на ней. Потом медленно и с явным удовольствием он склонил свое тело над нею, обняв ее так, что она не была в состоянии пошевелиться.
— Видишь теперь, как мало значит это твое нежелание? — издевательски спросил он.
— Я вас ненавижу.
— Что ж, благодарю за чистосердечное признание. Честно говоря, ненависть меня устраивает куда больше, чем равнодушие. — На лице его играла та самая жестокая улыбка, так что она поняла, что дальнейшее сопротивление бесполезно.
Вдруг ей неудержимо захотелось плакать. На глаза навернулись слезы, и это не ускользнуло от его внимательного взора. Он изучающе посмотрел на нее, а затем спросил:
— Уж очень просто ты сдаешься, где обещанное тобою сопротивление?
— Моя ненависть и сопротивление, очевидно, доставляют вам удовольствие, а я предпочла бы, чтобы вы не испытывали никакого удовлетворения.
— Эгоистичная девчонка, — возмутился он, хотя в глазах ею промелькнул смешок. — Ты решила лежать здесь, как бревно, надеешься, что мне это надоест и я отпущу тебя восвояси?
Она не нашлась, что ответить, и честно призналась:
— Я действительно хочу, чтобы случилось именно так. Он рассмеялся, смутив ее этим, и рассмеялся еще сильнее, увидев ее смущение. Затем он нежно коснулся ее щеки, погладил ее и провел пальцем по полной нижней губе.
— И что же мне с тобою делать? — спросил он скорее себя, чем ее.
Но она тут же поспешила с ответом:
— Позвольте мне уйти.
— Нет, никогда, — сказал он мягко, и его глаза остановились на ее губах. — Я еще не до конца лишил тебя девственности. Посмотри, сколь прекрасны твои губы.
Его глаза теперь были полны тепла, а улыбка стала доброжелательной и располагающей. Он гипнотизировал ее. Губами он нежно коснулся ее губ.