Ровена дождалась, пока Гилберт заметит, что она рассматривает его людей.
— И это твоя армия, братец? — невинно спросила она. — Я думала, мой брак принесет тебе больше выгоды.
— Не будь дурочкой. Мое войско спрятано глубже в этом лесу. Через два часа после наступления темноты они двинутся к замку и будут ждать моего сигнала, что ворота открыты.
— Если ты сможешь проникнуть внутрь. Я все же думаю, тебя не пустят. Они очень осторожны. Похоже, он предупредил их, чтобы они опасались обмана, поскольку это ты вызвал его на поединок, а он тебе не доверяет. Фулкхеста нельзя назвать кретином.
— Ты пытаешься оскорбить меня?
— Конечно. Ты думаешь, я забыла, что ты заставил меня сделать?
— Замолчи! — прошипел он, уводя ее подальше от стоящих вокруг людей. — Если у тебя такая хорошая память, припомни также, что твоя мать до сих пор у меня в руках.
Этого было достаточно. Ровена кивнула, чувствуя, как будто громадная тяжесть опять опускается ей на плечи. Как она могла думать, что ей удастся взять верх над Гилбертом? Он всегда выигрывает в сражении с ней, просто зная, что надо сказать, чтобы она почувствовала себя крайней уязвимой и беспомощной.
Глава 35
Солнце показалось совсем ненадолго этим утром, а потом небо заволокло тяжелыми дождевыми тучами. Ровена хотела бы, чтобы пошел дождь. А почему бы и нет? Она чувствовала себя настолько несчастной, что ее тошнило. Почему эти мужчины никогда ничего такого не чувствуют?
Только шесть человек из них сидело неподалеку от нее, по-видимому отдыхая. Гилберт послал еще двоих на наблюдательный пост у моста, где они могли считать входящих и выходящих из замка людей.
Этим оставшимся он не приказывал охранять ее. Они видели в ней теперь свою леди, поэтому их долг — охранять ее, что включало в себя и то, что ее нельзя оставлять одну. Но оставаться здесь — означает, что она не сможет предупредить людей, которые ничего не подозревают в неприступном замке Фулкхест.
Он связал ей руки своими угрозами. Пока Гилберт не умрет, ей нельзя делать что-либо вразрез с его планами — если только она не придумает что-нибудь, о чем он не узнает, что это ее рук дело.
Конечно, она может попытаться убить Гилберта. Но тогда его люди скорее всего убьют ее, а она не могла себе позволить такого самопожертвования, нет, не ради человека, который мечтает только мстить ей.
Она могла бы рассказать Гилберту, что Уоррик является тем самым человеком, которого он захватил в Киркбурге. Это, конечно, может разозлить его настолько, что он допустит какую-нибудь глупость, возможно, даже поедет на поединок с Уорриком… Нет, это иллюзия. Гилберт никогда не будет рисковать, он сначала должен узнать, какое войско взял с собой Уоррик, и убедиться, что его собственное войско значительно больше.
Ей хотелось бы самой узнать, насколько велика его армия. В Киркбурге было много воинов, и еще больше Гилберт собирался нанять на деньги Лионса. Успел он это сделать? Весьма интересный вопрос.
Была некоторая надежда, что ей удалось посеять сомнения относительно плана Гилберта — беспрепятственно проникнуть в замок. Если хоть какие-то сомнения возникли у него сейчас, то до вечера они увеличатся. Может, он придет в конце концов к выводу, что его план не сработает.
Тогда, он, возможно, вспомнит про свою угрозу ей и использует ее как средство проникнуть в замок. Тогда она сможет улучить момент и предупредить кого-нибудь. Потому что, по плану Гилберта, он не сразу будет открывать ворота, — ему надо дать своей армии приблизиться. Возможно, ее направят прямиком в темницу. Это неплохо, так как она будет отгорожена от Гилберта.
Да, возможно, что он захочет использовать ее, и у него не возникнет подозрений, что она захочет помочь человеку, который держал ее в плену. Он знает, что она ненавидит его, но он будет предполагать, что Уоррика она ненавидит еще больше.
Она почувствовала себя несколько лучше — пока не припомнила, что ожидает ее в темнице Фулкхеста. Приступила ли Беатрис к розыгрышу своего фарса до того, как узнала, что Ровена сбежала? Если нет, то возможно, что она и не будет ее обвинять, удовольствовавшись тем, что Ровены нет.
Поимка злейшего врага Уоррика может быть принята во внимание, если станет известно, что это благодаря Ровене. Может быть, даже не посадят в темницу. Может, они будут благодарны ей. — Нет, она опять размечталась впустую. Но по крайней мере это может вынудить проклятого тюремщика задуматься, стоит ли трогать ее до тех пор, пока не вернется Уоррик.
Но если на ней будет висеть обвинение в воровстве…
Она не сможет ничего поделать тогда. Что бы ни ожидало ее внутри крепости, она узнает это только, если Гилберт решит использовать ее. Однако сейчас она уже не испытывала пылкого желания, чтобы он ее использовал.
Она начала присматриваться к мужчинам, которые ее окружали, заинтересованная в том, чтобы найти кого-нибудь, кого она сможет убедить покинуть отряд Гилберта, не выступая открыто против него и не вызывая его гнев, который наверняка обернется против нее.
Из шести человек, которые были с ней, только двое наверняка из Киркбурга. Естественно, Гилберт взял с собой наиболее верных ему людей. Если бы ей все же удалось поговорить с кем-нибудь из киркбургских рыцарей, но так, чтобы не слышали другие люди Гилберта…
Когда один из них упомянул о еде, она почувствовала, что голодна. Но она не стала доставать еду из своей сумки и отошла подальше от группы. Она рассчитывала, что кто-нибудь из них захочет принести ей поесть, и надеялась, что он будет из Киркбурга.
Но ей не повезло. Человек, предложивший ей еду, носил незнакомый ей герб, и, спросив его имя, она догадалась, что он из Эмбрея.
Она поблагодарила его и отказалась от еды, сказав, что еще не голодна, хотя ее желудок бунтовал против такой лжи. Она подождала, пока они кончили есть и опять сели отдыхать, и затем подождала еще немного, молясь, чтобы Гилберт не вернулся раньше времени. Его не было. Наконец она посмотрела прямо в глаза одному из рыцарей Киркбурга и сказала, что все же теперь она проголодалась.
Он вскочил и достал провизию из своих собственных запасов и, после того, как она поблагодарила его, небрежно заметила:
— Я удивлена, что вы сами ввязались в это дело, которое к вам не имеет отношения. — Затем она высказала догадку:
— И ведь вам за это не платят.
Он не отрицал, сказав:
— Я поклялся Киркбургу. И лорд Гилберт…
— Не имеет на него никакого права, так же как и я, — выпалила она, как будто это сорвалось у нее в раздражении. Затем притворилась удивленной. — Не может быть, чтобы вы не знали. Без наследника от моего союза с лордом Годвином все наследует его брат. Он теперь лорд Киркбурга и несомненно удивляется, что же произошло с воинами его брата, людьми, в которых он нуждается для восстановления крепости. Конечно, я не понимаю, почему мужчины предпочитают войну мирному строительству, но, очевидно, это так, как раз вы здесь, а не там.
Он молчал некоторое время. Было похоже, что он потерял дар речи. Потом складка, достойная самого лорда Уоррика, прорезала его переносицу.
— Почему вы говорите мне это, леди?
То, что она вспомнила Уоррика, подсказало ей ответ.
— Я не хочу умирать, но мой сводный брат не слушает меня. Он одержим идеей убить Фулкхеста, и неудивительно, так как Фулкхест поклялся разорить его. Однако Гилберт не знает этого человека так хорошо, как узнала его я, будучи в плену. Вы легко возьмете его замок, да, но вы никогда не выйдете оттуда живыми, также как и я, так как Гилберт тащит меня туда.
— Вы не понимаете, леди. Мы возьмем заложников, собственных дочерей лорда.
— Вы думаете, что для этого воинственного лорда дочери имеют какое-то значение? План Гилберта сработал бы против любого другого человека. Но этот лорд не беспокоится ни о своих дочерях, ни о ком-либо другом. Он пожертвует ими без малейшего сожаления, также как и своими людьми в замке. Он осадит свою собственную крепость, но не предложит никаких условий, не примет никаких соглашений. Все, о чем он думает, — только месть. О, этот северный дракон поклялся, что никто не перейдет ему дорогу без отмщения.
— Что, если вы ошибаетесь?