— Да, да, да, — насмешливо отозвался Чарли, выходя в коридор, — Мы поверим тебе на слово. Принесем твои шмотки. И ты поедешь к своей женушке в Сент-Луис.
— Говорю вам: это тепловые ожоги!
Все трое вышли из камеры. Дверь вернулась на место. Узник пытался их задержать, протягивая руки сквозь прутья. Чарли отпихнул его. Узник распластался на койке.
— Ради бога, — с каким-то детским неистовством зарыдал он. — Что с вами происходит? Почему вы не хотите меня выслушать?
Надзиратели уходили, говоря о чем-то своем.
Узник остался плакать в тишине камеры.
Через какое-то время вернулся священник. Услышав шаги, узник поднял голову и увидел отца Шейна, стоящего у двери. Вскочив, он бросился к священнику.
— Вы дозвонились до нее? — спросил узник, хватая священника за руку. — Дозвонились?
Священник молчал.
— Ну скажите, что вы дозвонились!
— По тому номеру мне ответили, что таких у них нет.
— Что?
— Там ничего не знают о жене Филипа Джонсона. Теперь вы прислушаетесь к моим словам?
— Значит, она переехала. Ну конечно! Она уехала из города после того, как я… после взрыва. Вам необходимо ее разыскать.
— Такой женщины не существует.
Узник смотрел на него, не веря своим ушам.
— Но я же вам сказал…
— Я говорю вам правду. Вы все это придумываете в тщетной надежде обмануть…
— Я ничего не придумываю! Ради бога, выслушайте же меня! Неужели вы… погодите.
Узник поднял правую ногу.
— Взгляните, — с жаром заговорил он. — Это тепловые ожоги. От атомного взрыва. Неужели вы не понимаете, что это значит?
— Послушайте меня, сын мой.
— Неужели вы не понимаете?
— Вы способны выслушать меня, сын мой?
— Да, но…
— Даже если то, о чем вы говорите, является правдой…
— Это и есть правда!
— Даже если это правда… вы совершили преступления, за которые должны расплатиться.
— Но преступления совершал не я!
— Вы можете это доказать?
— Я… я… — Голос узника дрогнул. — Мои ноги…
— Это не доказательство.
— Моя жена…
— Где она?
— Не знаю. Но вы можете найти ее. Она вам скажет. Она сможет меня спасти.
— Боюсь, вас уже ничто не спасет.
— Но должен же быть какой-то способ! Разве нельзя найти мою жену? Разве нельзя отложить казнь, пока вы ее ищете? И потом, у меня есть друзья. Много друзей. Я назову вам все их адреса. Я назову имена людей, работающих по правительственной программе. Они…
— И что я должен буду им сказать, Райли? — резко перебил его священник.
— Джонсон!
— Называйте себя, как вам угодно. Что я скажу всем этим людям?. Что я звоню им по поводу одного человека, десять лет назад погибшего во время взрыва? Скажу, что он не погиб, а оказался перенесенным в…
Священник умолк.
— Неужели вы не понимаете? — уже другим, умоляющим тоном продолжал отец Шейн. — Вы должны посмотреть правде в лицо. Вы лишь усугубляете свое состояние.
— Но…
— Вы хотите, чтобы я зашел в камеру и помолился за вас?
Узник смотрел на священника. Потом и лицо, и тело вдруг разом как-то осели, у него опустились плечи. Узник молча повернулся и поплелся к койке. Потом он тяжело повалился на койку, уперся спиной в стену. Его пальцы вцепились в воротник рубашки.
— Надежды нет, — сказал он. — Никакой надежды. Никто не хочет выслушать меня. Никто.
Когда за ним пришли, он лежал на койке, уставившись остекленевшим взглядом в стену. Священник сидел на табурете и молился.
Когда его выводили в коридор, узник не произнес ни слова. Только однажды он поднял голову и посмотрел вокруг так, словно весь мир состоял из странной, непостижимой жестокости.
Потом узник опустил голову и послушно зашагал между двумя надзирателями. Священник шел за ним следом, сложив руки и опустив голову. Губы отца Шейна двигались в беззвучной молитве.
Позже, когда Мак и Чарли играли в карты, вдруг погас свет. Надзиратели молча сидели и ждали. В камерах беспокойно двигались другие узники, обреченные на смерть.
Затем свет опять загорелся.
— Тебе сдавать, — сказал Чарли.