Он вдруг увидел себя в засаде, с тяжелым гранатометом – один конец на бруствере, другой на плече, и шоссе в прорези прицельной планки, и вот из-за бугра выползает двенадцатиосная громадина на толстенных ребристых скатах, далеко разносится утробный, стегозаврий рев, настороженно поворачиваются решетки радаров и излучателей, из люка выглядывает голова в черном шлеме… Роб целится на полметра выше верхней кромки колес, между шестой и седьмой осями, делает упреждение, ведет тяжелый ствол за машиной, и когда передок закрывает березу-ориентир на той стороне дороги, плавно тянет спусковой крючок второй фалангой указательного пальца. С визгом вырывается ракета из широкого дула базуки, тянет за собой бело-рыжий сноп огня, летит долго и медленно, а колеса продолжают вращаться, перекрывают по очереди ориентир, поворачивается на шум голова в шлеме – и тут удар! С грохотом рвутся топливные баки, взвивается кверху клуб подкрашенного снизу пламенем дыма, верещат и свистят осколки, вываливаются из люков фигуры в горящей одежде, а тяжеловесная громадина продолжает ползти вперед по инерции, замедляет ход, вертится на месте, но антенны тянутся в сторону восемнадцатилетнего Роба, на него накатывает волна ужаса… Не хочу, не хочу, нет, за что?! Мне сказали: «Стреляй» – я стреляю, я знаю, вы враги, потому что убиваете нас…» – «Нет, это ты враг, это ты убил моего брата и моих друзей», – слышится ему беззвучный ответ, а он не знает, где правда, потому что он стреляет и в него стреляют, а за что? За кого? За чью свободу, за чье счастье? Он поворачивается, кидается бежать, бросив горячую трубу базуки, а сзади все еще ревет и скрежещет… Рев усиливается, приближается, сейчас навалится и раздавит…
Роберт передернулся и проснулся. Сзади доносился негромкий рокот чужого мотора, работающего на холостых. Заквакал клаксон – серия коротких сигналов разного тона. Вспыхнули и погасли несколько раз фары, перемигнулись разноцветные фонари.
«Ну вот и контакт», – подумал Михайлов и дернул за ногу Павла.
– Вставай, сынок, за нами приехали.
– Где? Что?…
– Вставай, вставай, пошли встречать делегацию.
Роберт включил все фары, расстегнул кобуру бластера и выпрыгнул из вездехода. С другой стороны появился зевающий Павел.
– Так где делегация?
– В другой раз будет, – разочарованно проворчал Роберт.
Это был очередной автомат. Меньше сороконожки, без емкости и кузова – и без кабины. В передней части торчали шарнирно-рычажные манипуляторы. Вот они зашевелились и потянулись к вездеходу. Долго скребли крючковатыми захватами по гладкому округлому корпусу, как будто искали что-то. Потом левый манипулятор вывернулся назад, поковырял наверху машины и снова повернулся, волоча за собой шланги. Резко хлопнув, загорелось шипящее синеватое пламя. Вездеход рванулся и отъехал. Чужой автомат зарычал сильнее и покатился за ним. Вездеход развернулся на месте, по-танковому, из-под лобового щитка выдвинулся ствол дезинтегратора.
– Ложись! – заорал Михайлов, падая на шоссе.
Но автомат вовремя остановился и снова начал гудеть и мигать. Вездеход повторил его серию сигналов. Автомат коротко прогудел и мигнул зеленым фонарем. Вездеход воспроизвел и это. Тогда автомат подобрал манипуляторы, развернулся в левую сторону, перелез, давя кусты, через газон – и уехал.
Роберт медленно поднялся на ноги, отряхнул комбинезон и пошел к машине. Павел, выбравшись из кювета, облизывал ободранный палец.
– Роберт, что это было?
– Контакт двух цивилизаций.
– Ну и что?
– Все в порядке – поговорили, договорились и разошлись. Понял, Паня?
– Паня – не из той оперы, это Панкрат… Ладно, и до чего они договорились?
– Спроси у вездехода. Но, по-моему, нас просто хотели отремонтировать.
– Ну да! – дернул головой Павел.
– Паш, ты что, ремонтных летучек не видел?… Она подъехала, посигналила – что, мол, стоишь? Вездеход молчит – значит, обломался. Она снова сигналит: что неисправно, почему не отвечаешь? Опять молчание. Значит, нет энергии – движок полетел. Она лезет в движок, а капот не открывается. Не открывается – значит, заклинило. Она резаком, а вездеход удирает. Она удивлена: ездить может, а на сигналы не отвечает. Снова начинает все сначала, по программе: ты как? Вездеход повторяет: ты как? Она отвечает: все в порядке. Вездеход – то же самое. Ну, а раз в порядке, я поехала. Таким путем, примерно.
Павел уже проснулся и завелся:
– А может, совсем наоборот? Скажем, так: давеча к нам подъезжала колбаса, обнюхала – чужие! Сообщила хозяевам. Хозяева из осторожности высылают автомат. Автомат обнаруживает неживой предмет, пытается вскрыть. Предмет двигается. Автомат начинает стандартную серию сигналов первого контакта. Предмет реагирует правильно. Автомат спешит к хозяевам, доложить, что, мол, прибыли разумные и не нападают.
– О-хо-хо… И какие отсюда вытекают предложения?
– Стоять на месте и ждать хозяев!
– Ой, Павлик, боюсь, долго ждать придется. Что-то мне брюшной мозг дает пессимистические прогнозы… Но я твоего энтузиазма гасить не намерен. Садись и жди, тем более время все равно к двум и тебе пора на вахту.
Хозяева не появились и через месяц, когда маршрут был завершен. Не удалось увидеть хозяев. Видели машиностроительные и металлургические заводы, открытые разработки руд, нефтяной промысел, перерабатывающий комбинат – и бесконечные прямые шоссе, идущие в меридиональном и широтном направлениях, со стандартными пересечениями на двух уровнях, стандартными заправками на каждом втором перекрестке, стандартными ремонтными мастерскими на каждом четвертом перекрестке; шоссе, усеянные бесчисленными сороконожками, цистернами, фургонами, трубовозами, ревущими на разные голоса, мелодично завывающими, громыхающими, дребезжащими, звякающими… И ни одного проселка. Ни одной тропинки. Ни одного города, селения, хутора – ни возле шоссе, ни в стокилометровых квадратах, сплошь заросших пышной зеленью – деревьями, кустами, травами…
И ни одного человека. Что-то живое было: мелкие пугливые ночные животные размером от землеройки до собаки, четвероногие и шестиногие, большеглазые, хищные и травоядные, мохнатые постоянно и обрастающие на ночь, симпатичные и противные – но все до одного безнадежно неразумные. А разумных не было, и не было никаких признаков их наличия.
Если не считать развитой и исправно функционирующей промышленности.
Утром тридцать первого дня, после долгого сна без вахты в привычных и уютных каютах корабля, после душа и гаргантюозного завтрака, они устроились в рубке за штурманским столом и начали подводить итоги.
Павел расстелил большой лист бумаги и разрисовал его квадратиками и стрелками:
– Значит, так: добывающая промышленность – нефть и руда. Перерабатывающая: нефтехимия и металлургия. Машиностроение производит оборудование для всех отраслей промышленности, а также транспортные и управляющие машины. Путь нефти – добыча, переработка, потребление. Потребители: вся промышленность, энергетика и транспорт. Смысл существования этих отраслей – обеспечивать оборудованием, энергией и транспортом нефтедобычу. Итог: замкнутая система, находящаяся в динамическом равновесии. Нефть добывается, чтобы сгореть в машинах, которые работают, чтобы добывать, перерабатывать и транспортировать нефть. И абсолютно нет производства предметов потребления.
Михайлов слушал, постукивая карандашом по столу. Когда Павел замолк, он подумал немного, отложил карандаш в сторону и подытожил: