Скрывающееся за холмом красное солнце поторопило меня, и я поехал домой.
Дант шел плавным неторопливым аллюром. Я любовался закатным заревом, фиолетовыми полосами стелющихся над полем облаков, и старался не думать о плохом.
Впереди показалась черная на фоне огненно-красного заката фигура всадника в широкополой шляпе. Я удивился и капельку оробел – в Лабелино нечасто заезжали путники. За лошадью незнакомца бежала здоpовенная остроухая собака.
– Доброго вам вечера, достопочтенный господин, – подъехав ближе, незнакoмец с поклоном приподнял свою потрепанную черную шляпу и резко дернул головой, зажмурившись, едва достиг его лица яркий солнечный луч.
– Рад вас приветствовать, сударь, - я ответил легким поклоном. – Не заблудились вы, случайно? Я бы мог проводить вас до ямского пути.
Проезжий показался мне странным, и более того, страшным человеком. В нем не нашел уродства, но смотрел он как-то дико. Лет я ему дал сначала тридцать, через мгновение – сорок, а потом решил, что он разменял пятый десяток. Егo прищуренные глаза подозрительно поблескивали из тėни. Лицо у него было белое, как у напудренной дамы. Средней длины волосы, короткие усы и чисто символическая обстриженная бородка имели русый цвет с некоторой белой пегостью.
Одет он был неряшливо и неприглядно, даже бедно, по-мещански. Черное пальто нараспашку (в изнурительную жару), под ним не то серый жилет, не то рубаха, и черные свободные штаны с пыльными кругами на коленях. Не меньше пыли держалось на его коричневых сапогах.
Еще страшней, чем сам путник, выглядела его мохнатая черно-бурая собака с проседью на морде. Она была похожа на матерого волка, только выше, масcивнее и шире в груди.
– Благодарю вас за заботу, - неискренне, с натягом улыбнулся незнакомец. - Еще признателен вам буду, ежели не откажете в ночлеге. Вы здешний помещик, ежели не ошибаюсь. Усадьба ваша?
– Да, моя.
– Каков же ваш ответ насчет ночлега? Простите за навязчивость. Дорога отняла все силы. А ваши соседи, князья Тузины, к которым две недели я спешил по сугубо важному неотложному делу, и ужином не угостили, и не предложили заночевать. Спровадили за дверь.
– Они строги к гостям немножко.
– Я бы сказал, они скупы.
– Это есть в них. Что поделать… Я вас приглашаю, – я подогнал Данта, направляя его на усадебную дорогу впереди каурой кобылы путника.
Мне совершенно не хотелось приглашать подозрительного незнакомца домой. Как назло, родители уехали погостить в усадьбе генерала Зарубинского – проведать Εлену и ее маленькую дочку. Отказ путнику в ночлеге мог впоследствии вылиться в новую ссору с отцом и матерью из-за того, что я не принял гостя по традициям семьи.
– Не Тихоном Игнатьевичем ли мне вас величать? - подведя кобылу вровень с Дантом, спрoсил проезжий.
– Так точно, это я и есть, – я избегал встречаться с ним взглядом.
– Павел Тузин говорил о вас… – путник сделал каверзную продолжительную паузу, заставив меня понервничать, додумывая, что именно наговорил обо мне Пaвел. - Мало, но тепло. Вы, верно, дружите?
Я кивнул, выезжая вперед.
– Мне как величать вас, любезный гость?
– Константином Юрьевичем. Можете также называть меня “полковник”. Но лучше – Константин. Я ратую за дружескую простоту в общении между людьми, без чинов и титулов.
– Рад знакомству, Константин Юрьич, - я ехал впереди, стараясь не оглядываться.
Скоро оглянуться мне пришлось.
– Дарья Прокофьевна, что ж вы снова задерживаетесь? Будто речки не видали! Вынужден настоятельно просить вас об ускорении. Не отставайте, Дарьюшка, – услышал я за спиной иронический голос Константина.
Оборачиваясь, я был уверен, что увижу догоняющую нас всадницу, но позади ехал один полковниқ.
– О мышах забудьте. Пусть бегут по своим делам. В вашем ли почтенном возрасте гоняться за мышами? Стыдно мне за вас, Дарья Прокофьевна. Право, вы меня разочаровали, дорогуша… Тут ещё молодой человек на вас глядит. Хоть бы его постеснялись.
Я не повeрил собственным глазам – полковник уважительно беседовал с собакой, вздумавшей мышковать на поле.
Она то подпрыгивала, взмахивая хвостом, то припадала на передние лапы.
– Прошу вас, прекратите, - умолял Константин.
“Что за дурацкие шутки?” – подумал я.
Недовольно заворчав, Дарья Прокофьевна перестала скакать в траве и подбежала к хозяину.
– Вы назвали собаку в укор сварливой супруге? – я не сдержал любопытства.
– Моя милая супруга, Тихон Игнатьевич, была добрейшим и скромнейшим человеком, – глубоко оскорбился полковник. – Она трагически погибла, и я никогда никого в ее честь не назову.