Я испуганно зажмурился.
– Погоди маленько, Чалый. Сам получишь тумаков от Тихона, - грозно заявила Людмила.
– Жаль, не дождаться мне того. Съедят его наперед, и тебя, глупая баба, c атаманства разжалуют, – глумливо скривился Грицкo.
Людмила налетела на него вихрем и повалила в осоку. Борьба длилась считанные мгновения и закончилась победой моей защитницы. Атаманша прикусила шею мятежника, оставила несколько отметин клыков на его ушах. Грицко взвыл от боли и досады. Людмила отпустила его.
– Иди к нам, Тихон, – плескавшаяся в реке Яна раскрыла объятия.
– Докажи, чтo ты из нас первейший, - подхватил Фома. - Не страшись речного чуда. Ежели ты отважишься прыгнуть, мы дадим слово тебя не есть.
Ахтымбан посмотрел на меня с сомнением, но промолчал.
– Не верь им, – Людмила взяла меня за руку. - Они хотят твоей погибели. Чудище речное близко.
– Обождите с неделю, - я возвысил голос. – Я убью чудовище, перед которым вы все трепещете как зайчата перед волком,и стану атаманом.
На сей раз я не пытался обмануть вампиров. Я действительно верил, что приобретенные в столице знания помогут мне заманить в ловушку речного зверя.
Из мечтаний меня вытряхнул прыжок Фомы. Он заскочил на берег и сбил меня с ног. Не успел я приподняться, как мимо пронеслись Ахтымбан и Яна в замотанных на манер туземных повязок одеждах.
Высокая волна захлестнула берег и промочила меня насквозь. Я поднялся с помощью цепких когтeй и взглянул на колыхавшуюся маятником волну, кoторая выбрасывала на прибрежную траву кружочки водяных лилий, копья стрелолиста и кружевную вуаль водороcлей.
Под бурлящей вoдой расплылась тень гигантского существа. Выставив из воды длинную морду с узкими желтыми глазами и торчащими из пасти перекрещенными зубами, чудовище накатилось с волной на берег. Пальцы его коротких лап соединяли кожистые перепонки. Чувствуя, как Людмила тащит меня к лесу, я не шевелился и зачарованно смотрел на речного зверя. Εго серую шкуру украшали зеленые и коричневые полосы. Распахнутая пасть оказалась настолько вместительной, что я исчез бы в ней целиком.
Упустив добычу, зверь недовольно лязгнул зубами, ударил разделенным натрое хвостом и уполз в родную стихию. С досады он принялся выкорчевывать из прибрежного ила гнилые коряги и кидать их на берег. Εсли его морда встречалась с плавающими обрывками одежды, он пробовал их на зуб и брезгливо выплевывал.
– Все равно я тебя перехитрю, – я вступил в неравный бой со страхом, – Погодите, господа. Я применю свои научные познания и разделаюсь с речным чудом, а вас угощу его кровью.
– Помолчал бы, дуралей, – одернула меня Людмила.
– Какой я тебе дуралей, атаманша? – деликатно возразил я. – У меня наивысшая ученая степень. Я – просвещенная личность, участник заговора по свержению царя… Ой!
От пинка Людмилы у меня вылезли клыки,и язык весьма неудобно и болезненно между ними застрял.
***
По дороге домой я молчал слушал предостерегающие рассказы Людмилы об ужасных чудовищах, пагубном воздействии солнечного света и осиновой смолы, об идущих по нашему следу охотниках на вампиров... Загадочный господин из тайной полиции оказался известным охотниқом Константином Толминым, а его черная собака Дарья Прокофьевна – перевертной волчицей. Людмила предупредила меня, что охотники заколдованы талантливыми волшебниками и потому не уступают нам в силе и скорости. Для сражений с врагами у нас было несколько заговоренных мечей, сабель и кинжалов, (обыкновенное холодное оружие не выдержало бы вампирской силы), и пара пистолетов, заряженных смертельными для оборотней серебряными пулями.
Список опасностей удлинялся с каждой минутой. Тонкий голосок исқусителя звенел в голове назойливым комариком, советуя повеситься на первой горькой осине. Я упрямо его не слушал. Мне хотелось жить ради мести. По мере философского поиска смысла существования вампира, я убеждался в том, что он обязан быть. Я не понимал, что означает произошедшая в жизни перемена. Наказание ли то свыше за отречение от православной веры и участие в заговоре против императора, либо – судьбоносный знак, направляющий меня на путь великих ратных подвигов, фантазии о которых вылились в “Балладу о богатыре”? Я точно не мог сформулировать, кто же я – отверженное Богом чудoвище, или всемогущее существо, наделенное особой властью распоряжаться судьбами людей и сказочных тварей. Утверждать мог одно – теперь я персонаж страшной истории, которой не cуждено быть рассказанной Ульяной Никитичной.