— Когда вас наняли, сколько лет было Себастьяну?
Ей хотелось схватить Кату за плечи и растормошить ее, пока та не расскажет ей правды.
— Ему не было и полгода, миледи, — заметно потеплел голос гувернантки. — Он был только-только отлучен от кормилицы. Я была сначала его няней.
— Как граф объяснил его появление?
— Он взял его под опеку.
— На каком основании?
— Я не знаю, миледи.
— Понятно.
Заметив, что они приближаются к знакомой части замка, Оливия замедлила шаг. Она ненадолго замолчала, слушая их гулкие шаги и разглядывая родовые портреты на стенах (семейное сходство поколений Колдбладов выражалось в необычайной белокожести и сероглазости, а также в хмуром выражении на слегка вытянутых лицах), а потом сухо отчеканила, не размениваясь на предисловия:
— Комната за фамильной галереей в западном крыле и подземелье. Что вам о них известно?
Расчет на внезапность сработал. Ката вздрогнула и испуганно начала лепетать что-то невнятное:
— Нет-нет, миледи, ничего не знаю… Кого угодно спросите… Никто ничего не знает, только его светлость. Нам не дозволено. Даже служанки не моют там полов.
— Но что-то вы ведь знаете, да? За восемь лет вашей работы гувернанткой что-то же вы заметили? Хоть что-нибудь?
Ката закусила губу. Она была крупнее и выше Оливии, и ей приходилось сутулиться, чтобы не возвышаться перед леди Колдблад нескладной великаншей.
— Мне нечего вам сказать, миледи. Простите меня.
Оливия вздохнула:
— Вы ему преданы, да? Чем он заслужил такую преданность?
Ката покачала головой:
— Миледи страшат его секреты? — ласково прошептала она, положив свою большую теплую руку Оливии на предплечье, как будто не замечая ее раздражения. — Секреты есть у всех. Милорд никогда не причинит вам зла. Доверьтесь ему, и вы увидите, как счастлив он будет заботиться о вас. Вопреки угрюмости, у него доброе сердце.
Оливия отвела глаза, чувствуя, как в ней зарождается понимание. Эта гувернантка могла запросто обратить летящие в нее стрелы в лебединых пух.
— Простите меня, я вела себя с вами неподобающе, — сказала Оливия. — Не знаю, что на меня нашло. Я буду благодарна, если вы не расскажете графу о моих расспросах.
— Это останется между нами, — клятвенно прижала ладонь к груди Ката. — И вы простите меня тоже. Я бы сказала вам больше, если бы могла.
Оливия только покачала головой. Глупая девчонка! Она не первая гувернантка, влюбленная в хозяина дома. По крайней мере, ей повезло родиться уродиной, и за свою честь она может быть спокойна.
========== Глава 5 ==========
Хотя Оливия держала на коленях раскрытую книгу и время от времени для виду посматривала в нее, даже переворачивала страницы, дуэль на шпагах в зале уже в течение часа целиком занимала ее внимание. Два Колдблада, сейчас до смешного похожие друг на друга, оба с губами, стянутыми в ниточки, и с гордым выражением на бледных лицах, играли в странную игру. Суть ее заключалась в следующем. От Себастьяна требовалось сократить дистанцию и достать до графа до того, как тот оставит его «пронзенным намертво» или безоружным. Если мальчику удавалось нанести опекуну хотя бы незначительный ущерб, он зарабатывал очко в свою пользу. Если нет — очко получал граф. Лорд Колдблад занимал исключительно оборонительную позицию: без лишних движений он грациозно отражал прямые атаки, не переставая при этом менторским тоном поправлять ошибки и давать оценки. В зале еще находилась Ката, которая изначально порывалась уйти, но граф отчего-то настоял на ее присутствии. Она была особой впечатлительной, со слабыми нервами, и с ее стороны постоянно доносились охи и ахи. То и дело она вскрикивала, боясь, что жизни ее драгоценного воспитанника что-то угрожает. Наблюдая за ней исподтишка, Оливия посмеивалась.
После неприятного инцидента в оранжерее леди Колдблад избегала общения с графом, но причиной этому были не его бесцеремонные слова, а стыд за то, как она отреагировала в ответ. Поразмышляв над случившимся, Оливия решила, что граф просто посмеялся над ней: он не забыл позорного монолога о красоте, который она произнесла в их первую встречу, и теперь использовал его тон, чтобы ее уколоть. Его слова были не более чем приглашением к игре, к ироничной пикировке, к словесному фехтованию на остротах. Но Оливия вспылила и убежала, вместо того, чтобы отразить атаку, чем позволила ему снова одержать вверх.
Гордость не позволяла ей допустить, чтобы на нее смотрели свысока, поэтому исподволь она начала изучать Колдблада, сохраняя при этом дистанцию. Ей было важно нащупать его болевые точки, чтобы обесценить его личность и снять с себя незримую мантию влияния. Увы, пока наблюдения не приносили должных результатов: Оливии не хватало способностей к индукции. В ее мире эстетика подминала под собой содержание, поэтому Оливия отмечала только осанку Колдблада, манеры, хорошо сложенную фигуру и утонченный вкус, но никаких выводов относительно его натуры сделать не могла. Он был тайной за семью печатями, под стать своему жилищу.
— Контакт, Себастьян. Контакт, — строго прикрикнул граф.
Оливия закрыла книгу и, шелестя новым батистовым платьем изумрудно-зеленого цвета с меховой отделкой на рукавах, опустилась на пуф рядом с Катой. Та заметно напряглась и взглянула на леди Колдблад с опаской, как комнатная левретка смотрит на нового гостя в доме. После допроса, устроенного Оливией, гувернантка избегала общества хозяйки дома, вероятно, тревожась о повторении неприятного опыта.
— О чем он говорит, Ката? Что значит «контакт»? — шепотом спросила Оливия.
— Зрительный контакт, миледи.
— Себастьян, не отвлекайся, — нахмурился граф. — Пока ты не обладаешь навыком читать по глазам намерения, но когда повзрослеешь и научишься разбираться в людях, умение предугадывать движения противника скомпенсирует недостаток способностей. Тогда ничто не помешает нанести своевременный выпад.
В подтверждение своих слов граф стремительно шагнул прямо на мальчика, ногой пригвоздив его лезвие к полу. Ката вскочила на ноги. Шпага Себастьяна со звоном отлетела в сторону.
— Туше!
— Еще раз! Можно еще? — с восторгом закричал мальчишка, кидаясь подбирать оружие.
— На сегодня довольно. Найди себе другое дело. Ката, — он резко развернулся к гувернантке. — Возьмите это на себя.
Чеканя шаг, Колдблад неспеша подошел к Оливии и насмешливо окинул ее взглядом. Несмотря на шутливую дуэль, он не вспотел и не запыхался, кожа оставалась мертвенно-бледной, так что ни что не выдавало затраченные усилия.
— Что скажешь, дорогая? Можно ли назвать меня хорошим учителем?
— Да, пожалуй, — повела плечами Оливия. Задний ум поспешил подкинуть ей ироничный ответ, и она пожалела, что нужные слова не пришли ей в голову сразу же. Оливия понимала, что недостаток остроумия делал ее пресной, а прямолинейная строгость, которой она его замещала, лишала желанной репутации интересного собеседника. В юности она переживала, что не выглядит в глазах других достаточно умной и светской, но с возрастом, замкнувшись в себе, начала смотреть на окружающих свысока. Что с того, что я не могу быть занимательной? — рассуждала она. — Пусть это останется уделом очаровательных глупышек, вроде Хэлли. А я буду нести себя с чувством собственного достоинства, как и полагается настоящей леди.
— Мне казалось, у вас есть более важные дела, чем принимать участие в ребяческих забавах, — криво улыбнулась Оливия. Последние несколько дней она пыталась наладить отношения с Себастьяном, но ее усилия не приносили плодов: при ней мальчик зажимался, а на доброжелательные расспросы отвечал уклончиво и неохотно, так и норовя куда-нибудь улизнуть. Не требовалось много ума, чтобы понять: она ему не нравится, и, задетая до глубины души этой необъяснимой неприязнью со стороны ребенка, Оливия ощущала раздражение. Она с детства была болезненно зависима от чужого мнения. Избалованная собственной красотой, Оливия привыкла, что окружающие всегда безотчетно искали ее общества. Но этот жалкий хилый мальчишка Себастьян и не думал скрывать своего презрения, подобно своему опекуну, никак не реагируя на ее попытки быть очаровательной.