И, действительно, тут были и АСА (Антисоветская агитация) и СОЭ (Социально-опасный элемент), и КРГ (Контр-революционная группировка), и КРД (Контр-революционная деятельность), и КРП (Контр-революционная пропаганда), и КРА (Контр-революционная агитация), и ПОЭ (Политически-опасный элемент), и ПБ (Политический бандитизм), и ВН (Враг народа), и ПШД (Подозрение в шпионской деятельности), и ЧСВН (Член семьи врага народа), и ЖВН (Жена врага народа), и т. д. и т. п.
Были в этом этапе и без всяких литер. Их хватали где-нибудь на улице или в номерах гостиниц, без всякого следствия и суда, тащили в вагон, присоединяли к этапу и, только в дороге, начальник эшелона объявлял им — кому 5, кому 8–10 лет изоляции…
И в этом этапе были «кировцы», «троцкисты», «зиновьевцы», «бухаринцы», антисоветские «террористы», «диверсанты», «шпионы», бывшие депутаты польского сейма, члены австрийского шуцбунда, испанские добровольцы интернациональной бригады, бывший заместитель Бела-Куна по венгерской Красной армии, политкаторжане царской каторги, челюскинцы, работники КВЖД, бывший полпред в Персии, секретари обкомов и крайкомов, сподвижники Димитрова по Берлинскому процессу — Танев и Попов, прокуроры и чекисты разных рангов, председатели разных исполкомов и руководители всевозможных трестов, синдикатов, объединений, следователи и врачи, занимавшиеся делом Горького, партизаны из отрядов Жлобы и Ковтюха, секретарь Ежова, начальник штаба Чапаева, заграничные агенты и делегаты последнего конгресса Коминтерна, секретари «братских компартий», академики, генштабисты и командармы, пожарники и артисты из MXAT'a, 14-летний сын председателя СНК Украины Любченко, сестра. Ягоды, жена Косарева, белые эмигранты, приехавшие умирать на родную землю, журналисты, поэты, редакторы разных газет, духовенство, и больше всего — простых рабочих и крестьян.
Это были заключенные «ежовского набора», из TOH'ов (тюрьмы особого назначения) и специзоляторов, где они сидели уже по несколько лет. Теперь их переводили в Заполярный Норильский концлагерь. Их там ожидали более месяца, приготовили для них отдельный лагпункт.
Урки тоже ожидали их, потирая руки. Они предвкушали возможность». раскулачивания». Но суровый приказ начальника «Распреда» на этот раз запрещал уркам приближаться к политическим.
— Начальничек, золотко самоварное, разреши ты нам этих косолапых паразитов слегка поразматывать! Я вот, второй месяц хожу в одном белье, — все спустил на колотушки (карты), а у них, чертей, всяких тряпок московских да заграничных — во сколько! Мы их, голубчиков, быстренько очистим от всего — и следов не отыщешь. Понял?
— Я говорю серьезно и приказ повторять не стану. Попадется кто-нибудь — на месте застрелю! — грозно прокричал начальник «Распреда» на пахана.
— Золотко, начальничек, тогда попроси у них для нашей хевры какого-нибудь курева — понял? — обратился с просьбой другой пахан.
— Это я могу сделать, если у них самих имеется! — ответил начальник и пошел к воротам.
Ворота открылись и начался прием нового этапа. Все свободные от работы зэ-ка, — а такими были только урки, — толпой стояли возле своих бараков и ожидали. Трое из новоприбывших под конвоем вошли в «Распред» и стали приближаться к стоявшей толпе. Осведомившись в чем дело, толпа не своим голосом заревела на весь двор:
— Эй, хевра, вали сюда — фашисты прислали к нам мирную делегацию с куревом.
Из бараков, кухни, бани, каптерки — из всех углов с криком и свистом, выбегали урки, полуголые и голые, бородатые и бритые, рябые, курносые, рыжие, черные, высокие и низкорослые, немытые, заспанные, с хриплыми голосами и синяками под глазами, с татуировкой на плечах, на животе и груди, на руках и ногах. На их телах разноцветной тушью были наколоты голые женские фигуры, сидящие и летящие орлы, дьяволы, кресты, цветы, разные имена, змеи, порнографические рисунки, всевозможные надписи.
Почти каждый из них имел по 2–5-10 судимостей, от 5 до 100 лет общего срока и не одну погубленную душу на своей совести. И если у одного из них кто-нибудь спрашивал, как будет дело с этими 100 годами срока, урка с хохотом отвечал:
— Это пассив НКВД! Но так как у меня 15 фамилий и десять кличек, то на каждого меня приходится по 4 года; а если еще сделать 50 % скидки на «зеленого прокурора», то останутся одни сущие пустяки! Вот и вся тебе арифметика.
С гиком и криками восторга «урки» приняли махорку и папиросы и стали благодарить делегацию «чечеткой» и «сербияночкой».