— Да, приезжий.
— Издалека?
— Да.
— А именно — откуда? — допытывалась она.
— О, гражданочка, я еду оттуда, откуда вы наверное никогда не будете ехать, — ответил я ей. Еду с того света… из потустороннего мира, где нет ни добра, ни зла, а одно лишь удовольствие!
— Как, как вы сказали? — пищала она, еле поспевая за моими широкими шагами.
— Как это с того света?.. Я вас не понимаю…
— Да вы меня не поймете. Если уже НКВД не могло понять меня, то вы и подавно.
Она в недоумении замолчала. Потом, увидя огни вокзала, снова запищала:
— А вот и конец нашей дороги… несите его вон туда, под навес к дверям. Ну, вот… спасибо. Сколько же вам за ваши труды, гражданин?
— Ничего не надо. Вы нуждались в помощи, я помог вам. На деньги это переводить неудобно… Счастливого вам пути!
Я раскланивался с ней, а она взмахивала руками и восклицала:
— Впервые в жизни встречаю такого странного человека, как вы… Едете с того света… от денег отказывается, а сам, небось, весь в нужде… Очень интересно было бы с вами познакомиться ближе. Ну, до свидания. И вам счастливого пути. Говорите — на Кавказ? Ну, всего хорошего…
На этом мы и расстались. Было 11 часов ночи. А спустя два часа я уже сидел в Сочинском поезде и ехал на юг, где ждала меня семья, друзья и голубой воздух Кавказских гор. О родине же я не смел думать.
«Минус сорок»
…Мое хождение по мытарствам началось с «товарища Катюши».
Но не с той «Катюши», из которой большевики ракетными бомбами обстреливали отступавших немцев, и не с той «Катюши», которая «выходила на берег крутой и заводила песни про того, которого любила».
Эта Катюша была ответственным работником НКВД, заведывала паспортным столом при городской милиции, вела особый учет «контриков», которым каким-то чудом посчастливилось вырваться из концлагерей НКВД, и была членом городского совета.
Несмотря на полуголодное существование жителей города К., Катюша весила не меньше 100 килограмм. Она носила милицейский мундир, стриглась под «бокс», беспрерывно курила дорогие папиросы, сочно ругалась и артистически плевала на измызганный пол, затоптанный еще не совсем сознательными гражданами.
Было очевидно, что наша Катюша прошла суровую школу НКВД и имела солидный стаж по части выстрелов в затылок… Однако, эта профессия не мешала ей практиковаться в успехах «свободной любви», иметь крепкие нервы и смотреть на жизнь с точки зрения марксистской диалектики. Одним словом, товарищ Катюша, как ее называли милиционеры, была на своем месте.
Трудно было сказать, смогла ли бы она, по учению Ленина, управлять государством, но паспортным столом Катюша управляла прекрасно и не один раз доводила до растерянности некоторых «прочих» граждан, нагоняя на них страх.
— Вот это, брат, так Катюша! — осторожно высказывались посетители милиции, прислушиваясь к ее сочной ругани.
— Эта уже переплюнет не только через свой стол, она переплюнет даже через самого Сталина… Видишь, сколько у нее под кожей «соцнакопления»! А говорят, в городе есть нечего!
— Тебе, быть может, действительно, нечего есть, а товарища Катюши это недоразумение не касается.
— Васька, объяви ей «встречный план» по «соцнакоплению» и вызови ее на «социалистическое соревнование».
— Ха-ха-ха! Ничего себе было бы «соцсоревнование»!
— Ш-ш! Слышите, как чешет трехэтажным? Надо было бы открыть курсы по усовершенствованию советского мата, а Катюшу пригласить читать там лекции.
Так вот, этой шестипудовой Катюше мне и пришлось представляться. Я кивнул ей головой и достал справку из концентрационного лагеря и временный (на один год) паспорт. Все это я передал в ее жирные красные руки. Она жевала губами папироску, молча читая мои документы, потом затянулась дымом, глянула на меня косым взглядом и стала снимать копии с них, записывая содержание в большую толстую книгу. Катюша писала, а я стоял перед ее столом и размышлял категориями Карла Маркса: «Если правда, что форма и содержание всегда находятся в конфликте, то в каком конфликте должна быть «форма» нашей Катюши с ее внутренним содержанием»? Я хотел было продолжить свои размышления, но Катюша неожиданно, по-чекистски, взглянула на меня из-под лба, снова затянулась ароматным дымом и, возвращая мне документы, буркнула:
— Всё, вы свободны!
Выходя на улицу, я оглянулся назад, не «привязала» ли она мне какой-либо «хвост», в виде милиционера, или сексота, но, кроме «несознательных» граждан, никого подозрительного не было видно. Когда я вышел на улицу, то услышал, как Катюша кричала на кого-то: