Тайные узники подземелья
Прошла еще неделя. Казалось, что об Андрее забыли. Не приходил в камеру комендант со своими «сурами», не видно было и Варсана. Раны стали подживать, затягиваться. Появилась надежда, что угрозы и предсказания американца так и останутся угрозами. Тревожило только одно: как там Зарина? Девушка с огромными карими глазами все больше и больше занимала мысли Андрея. Он мучился от сознания собственного бессилия и вспышек фантазий, разыгрывающихся в его воспаленном мозгу.
Наконец, за ним пришли. Абдурахман, отправив прибывших с мим охранников из камеры, показал жестом, чтобы Андрей сел. Такой вольности комендант не позволял даже своим подручным. Это было подозрительно и Андрей насторожился.
— Рафхат, ты становишься хороший мусульманин, — тщательно подбирая слова и стараясь их правильно произносить, начал Абдурахман, — и я хочу иметь свой человек там, — кивнул он на узкое зарешеченное окошко под потолком камеры.
«Может, меня хотят выпустить или еще что-то, — пронеслась радостная мысль, и сердце сильно заколотилось в груди. — Главное вырваться из крепости, а там…».
— Ты будешь все видеть, все слышать, все говорить мне о шурави, о плохих шурави, — уточнил Абдурахман.
«Меня хотят сделать осведомителем, — догадался Андрей, — Но где эти «плохие» шурави? В горах?».
— Советник Варсан сказал, что ты помог ему и господину Раббани. Это хорошо! Ты — хороший мусульманин.
«Неужели Зарина согласилась написать письмо? — закралось сомнение. — Не может этого быть. Они могли заставить ее это сделать под пытками! Бедная девочка..!».
— Я буду знать все о шурави, ты — хорошо кушать, получать много насваи. Ты согласен, Рафхат?
«Главное — выйти из крепости, встретиться со своими, а там, сообща, может, и вырваться из плена будет легче».
— Мне Варсан обещал, что отправит в Америку, — соврал Андрей и, пытаясь побольше выведать, спросил: — А далеко эти «плохие шурави»?
— Далеко, очень далеко, — заулыбался комендант. — Ты хорошая работа делать, господин Варсан делать тебе Америку. Пойдем, Рафхат. Теперь у тебя новый жизнь начинается.
Андрей, снедаемый нетерпением, ждал когда же распахнутся обитые железом ворота, и он выйдет из этой страшной крепости. И ворога распахнулись, но не те, о которых он мечтал. Такие же массивные, обитые железом, скрипнув, раскрылись, пропустив его вглубь крепости. Взору Андрея открылась площадь, в углу которой возвышалась мышка с часовым у спаренного зенитного пулемета, справа — длинные бараки с плоскими крышами без окон, слева — узкое длинное здание с зарешеченными окнами.
— Что это? — недоуменно воскликнул Андрей.
Комендант, постукивая по голенищу сапога рукоятью плети, глядя на вытянувшееся от удивления лицо пленника, расхохотался и, поводя справа налево вытянутой рукой, не без гордости, пояснил: Мое владение: подземные тюрьмы Бадабера. Здесь я держу непокорных шурави и должен о них знать все. Иди, — подтолкнул он в спину ошарашенного увиденным и услышанным Андрея, и помни, Рафхат, о нашем уговоре. Андрей в сопровождении двух охранников направился к левостоящему зданию, в одной из комнат которого ему обрили голову, вместо халата кинули серую длиннополую рубаху, наручники сняли, но цепи на ногах оставили и, подталкивая в спину дубинами, повели по длинному узкому коридору вниз, в подземную тюрьму. В камере, куда втолкнули Андрея подручные Абдурахмана, было четверо узников. Изможденные, с ввалившимися глазами, обросшие волосом, со следами пыток на лицах и руках, они встретили его настороженно.
— Кто ты? — после минутного молчания последовал вопрос.
— Ребята, да я русский! Свой я, ребята!
Четверо узников буквально набросились на Андрея. Они обнимали его, пожимали руки, хлопали по плечам. Град вопросов посыпался на него. Утирая слезы радости, Андрей отвечал всем одновременно, обрывая фразы, торопясь. Больше всего соотечественников интересовало что нового в Союзе, ведь он всего три месяца как «перешел реку». Когда первые страсти улеглись, самый высокий и, как впоследствии оказалось, самый старший по возрасту, предложил:
— Ну, а теперь давай знакомиться. Меня зовут Сергеем. Я в Бадабера старожил, с восьмидесятого…
— Как с восьмидесятого? — удивленно протянул Андрей. — Так сейчас же восемьдесят пятый.
— Да, — горестно усмехнулся Сергей, — уже пятый год среди всего этого, — обвел он руками. — Вот он, — кивнул Сергей на коренастого, рыжеволосого, с огненной бородой и усами, зеленоглазого парня, — тоже с восьмидесятого.
— Анатолий, — протянул руку рыжий парень. — Нас вместе взяли в районе Равза, ущелья Панджшер. Проводилась операция против Ахмад Шаха Масуда. И разведка сработала неплохо, и на место вышли точно, да в силах просчитались: пока «вертушки» подошли с подкреплением, уже половина наших парней полегла, а нас с Сергеем душманы повязали. Теперь я — Фазлихуда, а он — Абдул Рахман.
— Мне тоже кликуху дали — Рафхат.
Третьим в камере был высокий черноволосый парень со скорбными чертами лица, печальными голубыми глазами. Его лицо напоминало лики мучеников за веру с полотен Нестерова и Иванова. Он подал руку и глубоким мягким голосом представился:
— Славик. Здесь меня зовут Мухамад Ислам и еще Абдулла. Я уже четвертую тюрьму меняю за два с половиной года плена. В каждой тюрьме новое имя дают, — пояснил он.
Четвертым узником был Рустам — черноволосый, черноглазый узбек из-под Ташкента. Движения его были порывисты, речь быстрая. Несмотря на свои девятнадцать лет, усы у него еще только пробивали дорогу над губой, а на подбородке волос не рос и вовсе. За пять минут он выложил о себе все, даже и то, что сдался в плен полгода назад добровольно. Как пояснил, хотелось мир посмотреть. А вместо Запада получил застенки Бадабера.
Когда от вопросов и разговоров устали и острота встречи схлынула, Сергей отвел Андрея на дощатые нары, указал место и тихо спросил:
— Давай-ка теперь не спеша, подробненько расскажи мне, что с тобой произошло с самого момента пленения. Это очень важно.
Из разговоров с Сергеем и остальными ребятами Андрей уже к концу дня знал, что всего в тюрьме Бадабера содержатся двенадцать человек русских и свыше пятидесяти афганских офицеров и солдат. Афганцев держат в другом подземелье и лишь изредка, во время работ в крепости удается увидеть «достов» — друзей. Раньше русских на работы не водили, но с недавних пор и шурави стали использоваться на складской зоне. Под усиленной охраной они разгружали машины с артиллерийскими снарядами, ящики с минами, пулеметами, различными боеприпасами. Это оружие предназначалось для моджахедов, засылаемых в провинции Кандагар, Пактия и Нангархар. Крепость Бадабера — это не только склады и подземные казематы для пленных, но и центр подготовки мятежников-моджахедов Исламского общества Афганистана. Под руководством пакистанских, египетских и американских инструкторов в Бадабера проходили полугодовой курс обучения триста курсантов, направляемых впоследствии в Афганистан для подрывной работы и руководства районными и краевыми комитетами Исламского общества.
— А когда я увижу всех ребят? — поинтересовался Андрей.
Сергей, поняв его нетерпение, с улыбкой ответил:
— Скоро нас выведут во двор на молитву — «намаз» по-ихнему, там всех и увидишь. Но не надейся земляков встретить. Питерских здесь нет, а кроме того, все ребята уже давно в крепости. Так что ты, пока, у нас самый «свежий».
Хотя и принуждал комендант тюрьмы Андрея заучивать суры, но отбивать поклоны Аллаху ему было впервой. Двенадцать русских парней под дулами зенитного пулемета установленного на вышке и направленного в центр двора, и пяти автоматов охранников прославляли Аллаха, выкрикивая «Аллах акбар» и бормоча по примеру охраны что-то себе под нос.
Андрей, между поклонами, внимательно слушал Сергея, говорившего тихо и быстро: