Узники неба
Майкл Муркок
Ритуалы бесконечности
Когда настанет час кончины мира
И время очищенья каждой твари,
То все кругом из рая станет адом.
Посвящается Джимми Болларду
Художник А. МИХАЙЛОВ
Пролог
…И так они лежали, вне пространства и времени, каждая — заключенная в собственной орбите, каждая из планет, называемых «Земля».
Пятнадцать шаров, пятнадцать сгустков материи, наделенных одним именем. Да, когда-то они, должно быть, казались одинаковыми, но теперь были совершенно различны. Одна почти полностью состояла из пустыни и океана и нескольких лесов гигантских уродливых деревьев в северном полушарии, другая, планета темного обсидиана, словно пребывала в вечных сумерках, третья представляла собой соты из многоцветного хрусталя, а еще одна обладала единственным континентом, кольцом окружающим огромную лагуну. Обломки крушения Времени, заброшенные и умирающие, населенные все уменьшающимся числом разумных обитателей, по большей части не подозревающих о гибели, надвигающейся на их миры.
Эти миры существовали в некоем подпространственном колодце, сотворенном в дополнение к серии глобальных экспериментов…
Великая Американская пустыня
Согласно коду профессора Фаустаффа этот мир был обозначен как Земля-3. Сам же профессор вел свой пламенно-красный «бьюик», резко выделяющийся на пыльном шоссе, что пересекало сверкающую сухим бриллиантовым блеском пустыню, заботливо придерживая руль, подобно капитану шхуны, прокладывающему путь средь предательских мелей.
По обеим сторонам тянулась пустыня, огромная, безлюдная, дикая и молчаливая под палящими лучами солнца, что висело в зените на металлически-голубом небе. На этой альтернативной Земле мало что имелось, кроме пустыни и океана, и одно служило продолжением другого.
За рулем профессор мурлыкал про себя какую-то песенку, удобно раскинувшись на обоих передних сиденьях. Солнце играло на капельках пота, выступившего на его красном от загара лице, отражалось от линз его полароидных очков, сияло на деталях «бьюика», еще не успевших потускнеть под пылью пустыни. Мотор ревел, как зверь, а профессор Фаустафф бездумно подпевал в такт.
На нем была гавайская рубаха и золотистые пляжные шорты, на ногах — разбитые сандалии, и бейсбольная кепка венчала его голову. Он весил почти двадцать стоунов, а ростом был добрых шести с половиной футов. Крупный мужчина. Хотя он не забывал следить за дорогой, тело его было абсолютно расслаблено, мозг отдыхал. Он был дома на этой планете так же, как и на десяти с лишним других. Экология этой Земли не способствовала, конечно, поддержанию человеческой жизни. Ничего не поделаешь. Человеческую жизнь здесь и на всех других мирах, за исключением двух, поддерживали профессор Фаустафф и его команда. Большая ответственность. Профессор нес ее с привычным спокойствием.
Столица Великой Америки, Лос-Анджелес, осталась в двух часах позади него, а он направлялся в Сан-Франциско, где находилась его штаб-квартира. Он должен был быть там на следующий день, а пока профессор собирался остановиться в мотеле, который, как ему было известно, имелся по этому маршруту, заночевать и снова выехать с утра.
Вглядываясь вперед, Фаустафф неожиданно заметил на обочине шоссе человеческую фигуру. Подъехав ближе, он увидел, что это девушка, одетая только в купальный костюм. Она махала рукой, призывая его остановиться. Он притормозил. Девушка была хорошенькая, рыжая, с длинными прямыми волосами, прелестным остреньким веснушчатым носиком и крупным чувственным ртом.
Фаустафф остановил машину рядом с девушкой.
— В чем проблема?
— В шофере грузовика, который собирался подбросить меня до Фриско, а когда я отказалась позабавиться с ним среди кактусов, вышвырнул меня, — голос у нее оказался мягкий и несколько ироничный.
— Разве он не понимал, что вы могли умереть, прежде чем здесь проехал бы кто-нибудь еще?
— Может, он этого и хотел. Уж очень он огорчился.
— Садитесь. — Многие молодые женщины притягивали Фаустаффа, но рыжие были для него особенно привлекательны. Когда она втиснулась на пассажирское сиденье, рядом с ним, его дыхание слегка участилось против обычного. Ее лицо, казалось, приняло более серьезное выражение, когда он разглядывал ее, но при этом она промолчала.
— Меня зовут Нэнси Хант, — представилась она. — Я из Лос-Анджелеса. А вы?
— Профессор Фаустафф. Живу во Фриско.
— Профессор? Не похож. Скорее, бизнесмен, а может, даже и художник.
— Очень жаль, но должен признаться, что я физик — физик на все руки, так сказать. — Он улыбнулся, и она улыбнулась в ответ. Взгляд ее потеплел. Как большинство женщин, она уже поддалась мужской привлекательности Фаустаффа. Сам он находил это нормальным и никогда не задавался вопросом, почему ему так везет в любви. Может быть, именно его умение без лишних вопросов радоваться любви как таковой в основном и привлекало женщин. Добродушная натура и безыскусное уважение ко всем телесным наслаждениям, характер, не требовательный к окружающим, и служили основной базой для успеха Фаустаффа у женщин. Ел ли он, пил, курил, занимался любовью, разговаривал, изобретал, помогал людям или доставлял какое-либо удовольствие — Фаустафф делал это с такой непосредственностью, такой свободой, что это не могло не показаться привлекательным для большинства людей.
— Что вы собираетесь делать во Фриско, Нэнси? — спросил он.
— О, я просто ощутила тягу к путешествиям. Я была на вечеринке у бассейна, она мне осточертела, я вышла на улицу и увидела, что подъезжает грузовик, тормознула его и спросила водителя, куда он едет. Он сказал: «Во Фриско», вот я и решила ехать во Фриско.
Фаустафф фыркнул.
— Вы импульсивны. Мне это нравится.
— Мой дружок называл меня унылой, а не импульсивной, — она улыбнулась.
— Ваш дружок?
— Да, мой экс-дружок, с нынешнего утра, надо думать. Он проснулся, сел в постели и заявил: «Если ты не выйдешь за меня, Нэнси, я сейчас уйду». Выходить за него я не хотела, о чем и сообщила. Он ушел. — Она рассмеялась. — Прекрасный был парень.
Шоссе пролегало среди бесплодной пустыни. За разговором Фаустафф и Нэнси, естественно, придвигались все ближе, пока Фаустафф не обнял девушку, обвив рукой ее плечи, а несколько позже поцеловал.
После полудня они оба расслабились и довольствовались тем, что молчаливо наслаждались обществом друг друга.
Пляшущий спидометр, визг шин, стреляющий выхлоп, вибрирующие шасси, духота, песок, что хлещет по ветровому стеклу, и огромное желтое солнце в раскаленной синеве. Широкая сверкающая пустыня протянулась на сотни миль во всех направлениях, и ее однообразие нарушали только несколько бензозаправочных станций и мотелей вдоль редких автострад, случайных плоскогорий и кактусов. Только Город Ангелов, в самом центре пустыни, лежал во внутренней части страны. Все другие города, такие, как Сан-Франциско, Нью-Орлеан, Сент-Луис, Санта-Фе, Джексонвилл, Хьюстон и Феникс располагались на побережье. Пришелец с другой Земли не узнал бы очертаний континента.
Профессор Фаустафф, напевая себе под нос что-то без слов, крутил руль, лавируя между выбоинами на шоссе и наиболее высокими песчаными наносами. Резкий зуммер оборвал его мурлыкание и его покой. Он бросил взгляд на девушку и принял решение, хоть и пожал плечами. Открыл бардачок и нащупал потайной передатчик. Послышался голос, крайне настойчивый, но пока еще сдержанный.
— Фриско вызывает профессора Ф. Фриско вызывает профессора Ф.
— Профессор Ф. слушает, — сказал Фаустафф, глядя на дорогу перед собой и слегка отжимая акселератор.
Нэнси нахмурила брови.
— Что это еще? — спросила она.
— Всего лишь личная рация. Так я поддерживаю связь со своей конторой.