«Горячее» насилие реактивно по своей природе: внешняя ситуация, ощущаемая угрозой, как бы переключает общественного или политического лидера и тех, кто за ним идет, в боевой режим. Внешние обстоятельства оказывают влияние на многих уровнях. Например, гонка вооружений привела к нестабильности в Европе перед Первой мировой войной. По мере того как формировались коалиции европейских государств, каждая из них видела в другой опасного Врага. Это порождало страхи и проклятья у лидеров всех вовлеченных в противостояние стран и их сторонников, что в конечном счете привело к упреждающему удару со стороны Германии[29].
Если обратиться к совершенно другой области человеческих взаимоотношений – к семье, то проблемы в браке открывают дорогу к обмену взаимными оскорблениями, поскольку каждый партнер рассматривает другого как смертельного Врага, что находит кульминацию в рукоприкладстве и избиениях мужем жены, чтобы заставить ее подчиняться. Жены тоже не остаются в долгу и способны демонстрировать склонность к насилию[30]. Утрата объективности и слом внутренних запретов на насилие усиливаются действием алкоголя.
В случаях домашнего насилия сознание агрессора зациклено на самых примитивных мыслях, которые, по причине их эксклюзивной сосредоточенности на Враге, исключают какую-либо эмпатию по отношению к жертве и понимание долгосрочных последствий насилия. Во многих случаях через какое-то время драчун искренне сожалеет о содеянном (вероятно, находясь в более трезвом уме – в прямом и переносном смысле) – после того как осознает его последствия. Проблема тут не в отсутствии морали как таковой, а в том, что сознание оказывается в тисках того самого примитивно-первобытного мышления, ориентированного на драку. Основной подход к лечению подобного, который будет позднее описан в этой книге, – прояснение и последующая модификация системы убеждений и верований, которая предрасполагает индивидуума к чрезмерно сильной реакции на предполагаемую угрозу; необходимо разработать стратегию для уничтожения последовательности враждебных действий в зародыше и для отказа от насилия как приемлемого средства.
В дополнение к намеренному, планомерному типу мышления, который ассоциируется с инструментальным («холодным») насилием, и к рефлексивному мышлению в случае реактивного («горячего») насилия мы можем выделить некое процедурное мышление, вовлеченное в реализацию разного рода деструктивных действий. Этот вид «низкоуровневого» мышления характерен для людей, чье внимание всецело фокусируется на деталях деструктивных действий, в которые они вовлечены. Процедурное мышление типично для функционеров, чиновников, скрупулезно выполняющих данные им деструктивные задания, явно не обращая внимания на их смысл или значимость. Эти индивидуумы могут быть так сконцентрированы на том, что делают (вроде «туннельного зрения»), что полностью вычеркивают из своего сознания факт того, что они участвуют в негуманном, бесчеловечном деле. Кажется вероятным, что если они задумаются об этом, то будут принимать жертв за подобие «расходных материалов». Очевидно, что подобное мышление было типично для нацистских и советских бюрократов-исполнителей, аппаратчиков[31].
С чего следует начать, чтобы определить, кто и что ответственно за каждую из этих двух форм агрессии? Очевидно, что ответственность за «холодное» насилие лежит на авторах общих концепций, идеологических построений или политических заявлений, которые провозглашают, что великие цели, к которым надо стремиться, оправдывают абсолютно любые средства, необходимые для их достижения. Однако ни один акт массового насилия невозможен без целенаправленного взаимодействия сторонников (этих лидеров и концепций), бюрократов и – во многих случаях – простых граждан. Реализуя полную и неограниченную свободу своей воли, тираны типа Чингисхана или Саддама Хуссейна сознательно следуют четко сформулированному плану приобретения материального богатства посредством ограбления более слабых народов. По той же причине средневековые крестоносцы претворяли в жизнь положения столь же четко сформулированной идеологии, когда истребляли «неверных» на своем пути к исполнению «божьей воли» на Святой Земле. А Сталин и Мао подкрепляли достижения своих политических и экономических революций смертями миллионов собственных сограждан.
31
Пол Холландер обсуждает четыре типа «специалистов по принуждению и политическому насилию», включая тех, кто работал как в нацистском, так и в советском государственных аппаратах. Первый тип или группа представлены палачами, движимыми идеологическими убеждениями и предположительно неподкупными, пуританскими, примером которых в случае нацистского режима является Генрих Гиммлер. Вторая группа воплощает «банальность зла» – ее прототипом является Адольф Айхман, описанный Ханной Арендт в книге «Айхман в Израиле». Она состоит вроде бы из самых обычных людей, просто следующих приказам и не руководствующихся твердыми убеждениями. Для них решающими факторами часто являются деньги и привилегии. Третья категория – образованные карьеристы, которые ищут (и находят) «хорошую работу» и перспективы продвижения внутри оргструктуры. Четвертая группа состоит из индивидуумов, тяготеющих к организации актов насилия и принуждения. Множество известных мучителей-палачей принадлежали именно к данному типу. Их личностные особенности включают в себя предрасположенность к садистским и репрессивным действиям. P. Hollander, “Revisiting the Banality of Eviclass="underline" Political Violence in Communist Systems,”