Но Доминик любил импровизировать, и, надо сказать, у него это неплохо получалось. Его куда больше беспокоила другая проблемами эта проблема стояла сейчас в нескольких футах от него.
Он не забыл, как красива была Лайла с золотистыми волосами, большими голубыми глазами и кожей, которую можно увидеть лишь в рекламе дорогих лосьонов для тела, она походила на диснеевскую Золушку.
К несчастью, в отличие от целомудренной сказочной героини, Лайла обладала чрезвычайно страстной натурой. Такой она была в восемнадцать, и, если верить реакции собственного тела на прикосновение к ее коже, прошедшие годы не остудили ее пыла.
Но в этом не было ничего вульгарного, даже наоборот. Во внешней сдержанности Лайлы и утонченных манерах было что-то такое, что заставляло мужчину думать о приемах гостей в саду и симфонических концертах, забыв о боксе и стриптиз-клубах.
Именно в этом и заключалась проблема. Как ни странно, в возрасте двадцати лет Доминика больше всего привлекали как раз ее манеры недотроги. Он всегда любил вызов, и неприступный вид Лайлы действовал на него, как красная тряпка на быка. Тогда он мечтал лишь о том, чтобы запустить руки в ее шелковистые светлые волосы, прижать к своей груди и впиться губами в этот восхитительный ротик.
Конечно, все это осталось в прошлом. Сейчас ему тридцать. Он уже не мальчик. Десять лет назад он сгорел дотла на огне желания и не хотел испытать это вновь.
Тогда чем можно объяснить участившееся сердцебиение при соприкосновении с ее руками?
— Я просто хотела уточнить, что все правильно поняла, — произнесла Лайла, прервав поток его мыслей.
Я тоже, дорогая. Я хотел бы понять, почему после тех десяти лет, что мы не виделись, я стою здесь и думаю лишь о том, как бы заняться с тобой сексом.
— Бабушка пришла к вам в офис и наняла тебя, чтобы спасти меня?
— Совершенно верно.
— А твой брат уже работал на нее… Значит, вот как ты оказался здесь.
Доминик кивнул.
— И после того, как мы с тобой… расстались, ты уехал из Денвера и поступил на службу во флот?
— Да. Теперь, если ты не возражаешь, я задам тебе несколько вопросов, прежде чем зайдет солнце и охранники принесут ужин.
О своей возбудившейся плоти он подумает позже. Когда вернется в Денвер. За кружкой холодного пива в его любимой таверне. В две тысячи двадцать пятом году. Потому что сейчас пора переходить к делу.
— Откуда ты об этом знаешь? — спросила она.
— О чем?
— Об ужине.
Доминик напомнил себе, что должен быть терпеливым. Это нормально, что у нее тоже возникают вопросы.
— Потому что весь вчерашний день я следил за этим зданием. Футах в пятистах от входа есть большое дерево. Оттуда я видел, как они разносят еду. Скажи мне, приходят ли они после ужина, чтобы забрать тарелку, или ждут до утра?
— До сих пор они всегда забирали ее утром.
— Хорошо. А между ужином и завтраком кто-нибудь приходит?
— Нет. А зачем тебе это знать?
— Это очень важно. — Он чувствовал, что его брюки вот-вот начнут трескаться по швам. — Раз так, то после ужина мы будем одни до самого утра. На это время я и планирую побег.
В ее глазах вспыхнул блеск недоверия — или желания? Однако Лайла была воспитана миссис Соммерс и умела быстро обуздывать свои эмоции.
— Это было бы замечательно, но я не умею проходить сквозь стены, — внезапно ее голос стал холодным и непреклонным. — Я не вижу, каким образом ты собираешься покинуть здание. Даже если бы ты смог выбраться из камеры, тебе пришлось бы отпереть дверь коридора и пройти незамеченным мимо охранников. Не представляю, как это возможно.
Доминик достал из потайного места длинное острое лезвие.
— Я тоже, поэтому у меня есть идея получше.
— Неужели? — Лайла раскрыла рот от удивления.
Его снова захлестнула волна желания. У нее такие сладкие губы.
— Да, — твердо сказал он, заставляя себя сконцентрироваться на окружающей обстановке и трижды перепроверить, не упустил ли он чего-нибудь. Это строение было расположено на открытой ветрам оконечности мыса в южной части острова. Помимо тюремных камер здесь также находилась квартира коменданта и бараки.
Само здание тюрьмы имело форму прямоугольника. В более короткой западной стене была тяжелая чугунная дверь, ведущая из помещения для охраны в длинный коридор с единственным маленьким окошком. Коридор длиной футов в сорок вел к четырем маленьким зарешеченным камерам, у которых была общая задняя бетонная стена. Их единственной примечательной особенностью было полное отсутствие элементарных удобств.